Меч Господа нашего. Книга 6. Мрак под солнцем - [111]

Но и первый мир, а особенно — Россию — рано было списывать со счетов. В свое время — Гитлер создал части СС и в них потянулись добровольцы со всей Европы, которым надоел затхлый уют их маленьких, чистеньких городишек. Они и были Европой — белокурые завоеватели, идущие в дикие земли, чтобы мечом взять свое. Сейчас — долгая, жестокая афганская кампания, ливийская, йеменская и сомалийская эпопея, украинская «миротворческая операция» вкупе с сотнями замалчиваемых жестоких стычек на улицах древних городов — породили таких же людей. Людей, которые были такими же сильными, жесткими, жизнеспособными, как и пришельцы — и даже более сильными, потому что они родились в цивилизованных государствах и были посланцами цивилизации в мире варварства и дикости, в мире, где совокупляются с животными и топят в бассейне собственных дочерей за адюльтер. Они умели пользоваться современной боевой техникой, они умели стрелять намного лучше, чем варвары — и они ненавидели варваров. Ненавидели за то, что варвары отняли у них друзей, расстрелянных из засады, взорванных на фугасе, сгоревших в сбитом вертолёте, за то, что варвары обезобразили шпилями минаретов и собственными бородатыми мордами облик их древних городов. Они ненавидели и готовы были убивать — методично, осознанно и безжалостно.

Особенно много — таких людей было в России, стране, которая вела войну с варварами с семьдесят девятого года. Подлинным пророком был неизвестный советский солдат, который написал из Афганистана в коротком письме домой: «Мы первые солдаты третьей мировой войны». Жизнь подтвердила — правоту его жестокого пророчества: с Афганистана из войн уже не вылезали, и пламя страшного пожара постепенно охватило весь мир…

* * *

Николай Владимирович Пашутин, он же Паша, как его звали друзья — был почти что обычным молодым человеком двадцати одного года от роду. Обычным жителем Москвы — при том не коренным, деды с бабками жили на Урале, в Москву они перебрались давно, после того, как отец хорошо заработал и купил московскую квартиру. Сейчас — он учился в Московском государственном институте международных отношений и готовился к практике, которую отец определенно договорился устроить в Росвооружении — одной из крупнейших фирм мира, занимающейся торговлей боевым оружием. Конечно, многое будет зависеть и от него самого — но у отца были связи и директор департамента в Росвооружении, с которым отец ездил в последнее сафари в Африку — определенно пообещал, что если Николай не полный дурак, то его возьмут на работу.

А Николай полным дураком не был. Он честно, не «на отъе…сь» выучил два наиболее нужных в оружейной торговле языка, ходил на лекции, честно делал задания, какие давали преподаватели. Участвовал в дискуссиях и семинарах — в общем учился. Чем отличался от доброй половины своих сокурсников, для которых нужны были не знания, нужен был диплом.

И жил он неплохо. Для московского мажора у него была необычная машина — G500 Brabus восьмого года выпуска, машина осталась от отца, он ее не продал, отдал сыну кататься. Старая, даже старомодная, выделяющаяся в московском потоке машин угловато-мрачной внешностью. Была у него и отдельная однокомнатная квартира — девчонок водить, но он ее использовал редко, девчонка у него теперь была одна, съезжаться с ним она не хотела — ее семья жила на Новой Риге в коттедже площадью тысяча двести квадратов. Были у него и необычные друзья.

Те, по кому плачет двести восемьдесят вторая статья.

Дело в том, что Николай все ещё был уральцем. Ездил к бабушке — дедушке, отдыхал летом в горах — там и познакомился. Не то чтобы скинхеды, немодно это было в мажористой среде. Но парни дельные, не лезущие ни за словом в карман, ни за кастетом, если в рыло. И без кастета — с ног долой…

Последние события не то чтобы оставили Николая равнодушными — просто не до того немного было. В то время, как в Ростове-на-Дону стояли насмерть, убивали и умирали люди — Николай в компании сидел в спортивном баре и смотрел в записи матч английской премьер-лиги.

Место было… не то чтобы плохое, просто в Москве последних лет хороших мест для молодежи мало осталось. Если взрослые ходили в цивильные заведения, где нерусских было не так и много, а кто был с Кавказа — те вели себя подчеркнуто цивилизованно — то вот количество кавказской молодежи в Москве было уже таким, чтобы в лоб противостоять русским. Начала срабатывать демографическая мина, которую старательно закладывали в столице уже двадцать лет. Когда в кавказской семье четверо — пятеро детей, то в русской — один, хорошо если два. В поколении, которое такое допускает этого не заметно, одна семья и ещё одна семья — а вот как дети подрастут. Эти — росли хоть и в Москве, вроде даже коренными москвичами, но слишком во многих семьях говорили: вот подрастете и станете здесь хозяевами.

Они и подросли.

Играли Манчестер и Барса. «Цивильным» дядям полагалось болеть за «почти свой» Челси — а молодежь в основном болела за МЮ. Тем более, что в нем играл русский игрок по фамилии Дерябин. А в Барсе русских не было никого.

Шел второй тайм. Игра была тяжелой — конкретно тяжелой. В первом — британцы провели мяч в ворота Барсы, но судья не засчитал — офсайд. От этого — в далекой Москве чуть стекла бить не стали. Второй тайм начался с того, что обе команды ушли в глухую, вязкую оборону и не вылезали из нее. Матч был принципиален для обеих команд — но обе понимали, что в игре такого класса, скорее всего дело ограничится счетом ноль — один и не рисковали, огрызаясь контратаками. Смотреть стало менее интересно, и в Москве заказали ещё по пиву. Итальянцы выглядели более живыми — две замены и вообще первый тайм они в обороне отсиделись, сохранили силы…