Меценаты зла - [77]
Кирилл наскоро умылся, выдавил тюбик витаминизированной овощной пасты в саморазогревающийся суп и быстро все проглотил. Сейчас было не до вкусностей.
– Сидите в номере, чтобы я вас не искал, если понадобитесь, – сказал Кирилл, подходя к двери.
– И что нам делать? – спросил Поэт.
– Фильмы смотрите, стихи пишите, – пожал плечами Громов. – Радуйтесь спокойным дням.
И вышел, не дожидаясь ответа.
Кирилл сидел в отделе кадров завода тридцать шесть.
– Мы рассмотрим ваше резюме в течение недели.
– Недели?! Это же пятнадцать дней! На дворе середина двадцать четвертого века, а работаете, словно почту на лошадях возят!
– Вы нам не подходите, – сухо улыбнулась девушка.
– Еще бы! – вставая, воскликнул Кирилл. – Нанимайте улиток, они до Индры три года лететь будут.
Громов вышел на улицу злой и недовольный. Видимо, на Кришне звездолетчики с подобным опытом не редкость. Иначе чем объяснить то равнодушие, с которым его приняли на всех трех заводах? Теперь оставалось ждать перевода от отца либо ответа на электронную почту от какого-нибудь работодателя.
С этим неутешительным выводом о собственном бессилии, Кирилл вернулся в отель. Жак и Иван смотрели какой-то космический боевик. Поэт, видевший лишь фильмы столетней давности, сидел с приоткрытым от удивления ртом, француз поглядывал на экран с ленивым интересом телевизионного завсегдатая.
– Чувствую, Жак, придется идти тебе работать водителем, – усмехнулся с порога Кирилл.
– Да здесь же сплошные роботы.
– Не все компании могут себе позволить грузовики с автопилотом. Платить зарплату на первых порах намного проще.
– И сколько здесь можно заработать?
– Думаю, на полет до Spes за пару лет отложим. Надо же еще где-то жить и чем-то питаться.
Поэт, не знакомый с бытовыми проблемами, переводил удивленный взгляд с одного старшего друга на другого. Он хотел красоты и свободы, а вместо этого сидел в тесной комнате без единого живого листочка. Главной радостью стало окно, сквозь которое можно было видеть бесконечность неба и знать, что оно – настоящее. Еще одним открытием для него стало, что небо каждый день разное. Его глубина, неуловимый оттенок бесконечно меняются. Оказывается, небо не имеет пять стандартных режимов, три из которых им показывали в столовой. Небосвод Тайлы невозможно спутать с голубовато-серым воздушным куполом Кришны. Теперь он хотел сравнить их с суровым небом Spes. Но новой мечтой его жизни стало увидеть солнце в сияющей голубизне колыбели человечества.
Жак засмеялся.
– Думаю, не пройдет и недели, как все решится само собой.
– Снова пророчествуешь, – оскалив зубы, хмыкнул Громов. – Хватит уже. Я в бункере наслушался предостаточно.
Иван, услышав напоминание о брате, вмиг погрустнел.
– Как он там? – вздохнул он.
– А ты разве не чувствуешь? – удивился Кирилл. – Вы же братья. И, похоже, оба с какими-то астральными способностями.
Иван посмотрел на него пронзительным взглядом, как тогда, в бункере, и тут же зажмурился.
– Что ты там говорил? Двадцать шесть парсеков? – с иронией спросил француз, глядя на медитирующего Поэта.
– И сотни метров земли от поверхности до бункера, – добавил Громов.
– Неплохая телепатическая связь, – кивнул Жак.
– «Темный передатчик» и гипернити отдыхают, – поддержал шутку Кирилл, хотя в голосе не осталось и нотки иронии.
На миг ему показалось, что перед ним мертвец. Будто Поэт ушел, оставил тело, как бесполезную одежду. А сам унесся далеко, оставив под опущенными веками стеклянные глаза, а в груди – редко бьющееся сердце.
Пауза затягивалась, Кирилл шагнул вперед, чтобы вывести Ивана из транса. Но не успел.
– По крайней мере, он жив, – встрепенувшись, сказал Поэт. – А рана почти зажила.
– Так и сказал? – приподняв брови, спросил Жак.
Поэт кивнул и добавил:
– В эфирном пространстве нет границ. Я и не думал, что в него так легко войти. Мой брат там настоящий принц. Видимо, тонкий эфир любит пророков. Ведь они – его голос в мире материи.
Кирилл в сомнении нахмурил лоб, но разубеждать Поэта не стал. Как и любой человек, не обладающий сверхспособностями, он относился к «отклонениям» с изрядной долей скепсиса.
– Это он тебе все рассказал? – с улыбкой поинтересовался француз.
– Я это увидел.
Поэт описывал брата, находившегося за триллионы километров, словно стоящий перед носом экзотический цветок. Кирилл покачал головой и стал перебирать запасы провизии. Сейчас, когда голод и страх смерти отступили в область неприятных воспоминаний, а день принес ворох мелких неудач, хотелось закусить чем-нибудь вкусным и, хотя бы с виду, натуральным.
Громов позвонил и заказал ужин на три персоны. На первое была уха с форелью, на второе – картофельное пюре и бутерброды с семгой.
Еду принес спустя двадцать минут смуглый парень лет шестнадцати. Смотрел он в пол, и весь был какой-то нескладный, сутулый. Секунд на двадцать он задержался в дверях, лишь на миг взглянув на постояльцев. Видимо, дожидался чаевых, но у Кирилла не было наличными ни копейки.
Друзья набросились на еду, словно весь день постились и тяжело работали. Даже Иван во время трапезы потерял свой одухотворенный вид, превратившись в обычного голодного парня.
