Меандр: Мемуарная проза - [164]

Шрифт
Интервал


Вышла пространная статья Ольги Богуславской в "Московском комсомольце". Вся наша история там подробно изложена, и каждый период заканчивается так: "Берут ли в милиции взятки? Вы знаете ответ на этот вопрос… Берут ли нотариусы взятки… Берут ли судьи…" "Так, — думал я, читая, — попомнят нам эту риторику в милиции и в суде". А вечером по телевизору во "Времечке" показывали мое стучание во дверь. Смотреть на себя было неловко. И какой невыразительной показалась эта история среди других сюжетов — найденных в подвалах трупов, расстрела милицией дружелюбных ласковых дворняжек и т. п.

Как каждый вечер, много звонков. С. рассказал: вчера по снегу тормозил у своего подъезда и толкнул стоявшую рядом машину, чуть помял ей бампер. Сразу же выскочил и предложил владельцу заплатить сколько тот скажет. Но владельцу помятого бампера, молодому здоровому мужику, денег было не надо — он одним ударом послал С. на землю, а потом еще и побил ногами.


Звонил Еремин. Спросил: "Значит, ты даже на один день не заедешь к нам?" Я объяснил, почему не могу. Еремин сказал: "Тогда мы с Уфляндом завтра приедем".


15 апреля, среда


Они и приехали в Серый Дом прямо с вокзала рано утром. Это очень близкие мне люди. Нам было по семнадцать лет, когда мы встретились, а сейчас за шестьдесят. Еремин и Уфлянд из другой жизни, из другого города, не в этих заметках я о них напишу.

С. повез нас с Эмилем и Л.Г. в прокуратуру. На этот раз похожий на П.П. Петуха прокурор был куда активнее. Еще пока мы шли гуськом вдоль длинного стола, он начал нас ругать: "Ни к чему этот еврейский накат — статейки эти, телевидение!" Но особенно доставалось С.: "Читал я ваши детективчики… Знаю я ваших героев…" Я думал, что он сейчас обругает и "Русскую кухню в изгнании", но он увлекся воспоминаниями о благородных, неподкупных милиционерах былых времен, которые могли и стакан выпить и не всегда знали, какое слово через мягкий знак пишется, но чтобы милиционер брал взятки, такого просто и представить себе было нельзя. Потом он перешел на нынешний судейский беспредел. "Да они на всех плюют! На запросы прокуратуры они могут не отвечать го-да-ми! Создали себе институт безответственных судей". — "Наши законодатели и создали, за которых мы голосовали", — сказал С. "Какие законодатели?" — ехидно поинтересовался прокурор. "В Думе". — "А где это вы в Думе видели законодателей? Там одна шпана…" Он красочно обрисовал безнадежное положение в нынешних судах, несколько раз невыгодно сравнив их с американскими, и, как мне показалось, взглянув искоса на меня при этом, незаметно перешел к нашему делу. Он продолжал с той же сердитой интонацией, с какой начал, но мало-помалу из его речи становилось ясно, что он прекрасно знаком со всеми обстоятельствами нашего дела. Более того, и все предыдущие Наташины проделки были ему хорошо известны. И, говоря, он нажимал кнопки, входили сотрудницы, он негромко давал им распоряжения по нашему делу и продолжал ругать нас за развал милиции и судов. Уходя, я искренне поблагодарил его за интересную беседу.

Потом мне надо было зайти еще к одному нотариусу, а потом я вернулся в Серый Дом на леваке, который оказался изобретателем изумительной системы очистки воздуха от вредных газов и мечтал продать свое изобретение в Америке. "Хотя бы в Южной", — прибавил он со вздохом.

С Ксенией поехали в Черемушки навещать изувеченного Бориса. По дороге забрали Уфлянда с Ереминым. Они стали на постой в комнатке при реставрационных мастерских. Там нам показали уже почти полностью отреставрированный сундук Софьи Андреевны Толстой, тот самый, в который складывались черновики "Войны и мира".

Под впечатлением от сундука поехали дальше. И Ксения, и Еремин знали район хорошо и пришли к выводу, что самый короткий путь будет по Зюзинской улице. Заехав в Зюзинскую улицу, подать назад невозможно. Зюзинская улица представляет собой цепь глинистых бугров, выступающих из обширных луж неизвестной глубины. Машину, ползущую на малой скорости, стало встряхивать. Ксения занервничала. Поскольку Миша ходит на костылях, а Володя с палочкой, выскочил из машины я. Я шел впереди, промеряя Володиной тростью глубину луж, а за мной полз, переваливаясь, мышастый "сааб".


16 апреля Страстной четверг


Мы выехали в Шереметьево рано, с большим запасом времени, и хорошо сделали, потому что ехать приходилось обычным в Москве спазматическим образом — от пробки до пробки: что-то перекапывали, какие-то проверки на дорогах устраивала ГАИ. После испытания Зюзинской улицей стала спускать правая передняя шина, Деннис волновался по поводу возвращения в город и цитировал гоголевского мужика: "Доедет ли это колесо до Москвы?" В голове крутилось из моего старого стихотворения: "В грязноватом поезде татарском подъезжаю к городу Москвы". Возвращаясь из Ульяновска, я по совету Ковенчука прислушался к хрипу вагонного репродуктора, и правда, оттуда трещало: "Граждане пассажиры, поезд прибывает в столицу нашей родины, город Москвы". Ы как падежное окончание норовит заменить собой другие с ордынских времен. "Из гласных, идущих горлом, выбери "ыа, придуманное монголом" и т. д. Автодидакт, Иосиф всегда жадно выслушивал, даже предпочитал, мне кажется, чтению "дайджесты" всевозможной научной информации. В Энн-Арборе я частенько пересказывал ему, что сам только что прочитал по истории русского языка, в том числе Трубецкого. Трубецкой писал, что звук "ы" попал в восточнославянские языки из тюркских. Москва как татарский город — общее место в русской поэзии, хотя в словосочетании "татарский город" таится культурно-исторический оксюморон: у номадов не было своих городов, были стойбища или города покоренные, разоренные, загаженные. Есенину даже нравилось: "Золотая, дремотная Азия…" Мандельштаму хотелось, чтобы понравилось: "Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…" У Бродского резиньяция — что случилось, то случилось: "Полумесяц плывет в запыленном оконном стекле над крестами Москвы, как лихая победа Ислама". Что бы ни врал Филофей, никаким "третьим Римом" от Москвы и не пахло. Она — второй Константинополь, не дождавшийся Ататюрка, который прищучил бы вороватых, продажных и чванных чиновников. Белогвардейские памфлетисты проявляли завидное историческое чутье, когда называли тирана, ответственного за нынешний облик Москвы, "грузинский Абдул-Хамид в красных штанах". (О последнем султане Абдул-Хамиде энциклопедия сообщает, что он установил в Турции режим "зулюм", и в скобках дает перевод этого слова: насилие.) Сталин зулюм свой собирался увенчать вавилонской башней с лысым големом на вершине и для этого в одночасье взорвал христианскую церковь, которая строилась семьдесят лет, потому что деньги, собранные нищими на ее постройку, разворовывались поколениями чиновничьей сволочи. То, что споро возвела нынешняя власть, побуждает сделать три выписки из "Стамбула" Бродского: (1) "комплекс шатра", (2) "придавленность к земле", (3) "нет большего противоречия, чем торжествующая Церковь, — и нет большей безвкусицы". Большей нет, но большой в Москве хватает. Церетелиевские поделки сравнивают с Диснейлендом, но Диснейленд — это китч развлекательный а московские петры и поклонные горы — китч аллегорический, символизм для неграмотных, наподобие гигантской арки из скрещенных сабель радующей глаз Саддама Хусейна, или подкрашенных марганцовкой "фонтанов мученической крови", утехи аятолл.


Еще от автора Лев Владимирович Лосев
Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии

Жизнь выдающегося поэта, лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского (1940–1996) полна драматических поворотов. На его долю выпали годы бедности и непризнания, ссылка, эмиграция и громкая всемирная слава. При этом он сам, «русский поэт и американский гражданин», всегда считал главным для себя творчество, стоящее вне государственных границ. Это неразрывное единство жизни и творчества отражено в биографии Бродского, написанной его давним знакомым, известным поэтом и филологом Львом Лосевым. Подробно освещая жизненный путь своего героя, автор уделяет не меньшее внимание анализу его произведений, влиянию на него других поэтов и литературных школ, его мировоззрению и политическим взглядам.


Иосиф Бродский: труды и дни

Книга состоит из пяти разделов, в свободной, неакадемической форме раскрывающих стороны жизни и творчества поэта, которые почти или вовсе неизвестны в России. “О Пушкине и его эпохе” — “взаимоотношения” Бродского с отечественной классикой. “Поэт на кафедре” — его преподавательская и просветительская работа в США. “В Англии” — ряд бесед о русском поэте с видными британскими литераторами (И.Берлин, Дж. Ле Карре и др.). “Мемуары и заметки” — воспоминания друзей из России, Америки, Европы. “Нобелевский круг” — авторы и персонажи этого раздела: Ч.Милош, Д.Уолкот, О.Пас, Ш.Хини.


Упорная жизнь Джемса Клиффорда: возвращение одной мистификации

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».


Деникин

Антон Иванович Деникин — одна из важнейших и колоритных фигур отечественной истории. Отмеченный ярким полководческим талантом, он прожил нелегкую, полную драматизма жизнь, в которой отразилась сложная и противоречивая действительность России конца XIX и первой половины XX века. Его военная карьера повенчана с такими глобальными событиями, как Русско-японская, Первая мировая и Гражданская войны. Он изведал громкую славу побед и горечь поражений, тяготы эмиграции, скитаний за рубежом. В годы Второй мировой войны гитлеровцы склоняли генерала к сотрудничеству, но он ответил решительным отказом, ибо всю жизнь служил только России.Издание второе, дополненное и переработанное.Издательство и автор благодарят Государственный архив Российской Федерации за предоставленные к изданию фотоматериалы.Составитель фотоиллюстративного ряда Лидия Ивановна Петрушева.


Миссис Цукерберг

Супруга самого молодого миллиардера в мире Марка Цукерберга – Присцилла Чан – наверняка может считаться одной из самых удачливых девушек в мире. Глядя на совместные фото пары, многие задаются вопросом: что же такого нашел Марк в своей институтской подруге? Но их союз еще раз доказывает, что доброта, участливость, внимание к окружающим и, главное, безоговорочная вера в своего мужчину куда ценнее растиражированной ненатуральной красоты. Чем же так привлекательна Присцилла Чан и почему все, кто знакомится с этой удивительной девушкой, непременно немного влюбляются в нее?


Мои посмертные воспоминания. История жизни Йосефа «Томи» Лапида

В этой книге историю своей исключительной жизни рассказывает легендарный Томи Лапид – популярнейший израильский журналист, драматург, телеведущий, руководитель крупнейшей газеты и Гостелерадио, министр юстиции, вице-премьер, лидер политической партии… Муж, отец и друг… В этой книге – его голос, его характер и его дух. Но написал ее сын Томи – Яир, сам известный журналист и телеведущий.Это очень личная история человека, спасшегося от Холокоста, обретшего новую родину и прожившего выдающуюся жизнь, и одновременно история становления Государства Израиль, свидетелем и самым активным участником которой был Томи Лапид.


Дональд Трамп. Роль и маска

Президентские выборы в Соединенных Штатах Америки всегда вызывают интерес. Но никогда результат не был столь ошеломительным. И весь мир пытается понять, что за человек сорок пятый президент Дональд Трамп?Трамп – символ перемен к лучшему для множества американцев, впавших в тоску и утративших надежду. А для всего мира его избрание – симптом кардинальных перемен в политической жизни Запада. Но чего от него ожидать? В новой книге Леонида Млечина – описание жизни и политический портрет нового хозяина Белого дома на фоне всей истории американского президентства.У Трампа руки развязаны.


Виктор Янукович

В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.