Меандр: Мемуарная проза - [156]
Теперь в пустынный вестибюль ЦДЛ свободный вход. Во всех ресторанных залах не было ни души, ни одного посетителя. Теряешься в Арктике нетронутых белых скатертей и стеклянных бокалов, и трудно принять решение, за какой столик сесть, когда можно за любой. В конце концов мы пошли в маленький внутренний зал и сели у знаменитой стенки, покрытой граффити — рисунками, шаржами, эпиграммами. Тщательно подновленные граффити, все эти якобы экспромты тридцатилетней давности, в том числе, увы, и папин, показались мне неостроумными, рисунки — неталантливыми. Все жалостливо напоминает о слабом ветерке свободы начала 60-х, который не подул дальше треугольных столиков из прибалтийской полированной фанеры, из тех же краев керамики и такого же добра на обложке журнала "Юность". Еда была, по нью-гемпширским меркам, дороговатая — безвкусная лососина, невкусная уха. Но мы славно поболтали с Наташей; она, со свойственной ей живостью, наполнила, если выражаться выспренне, окружающий нас вакуум тенями прошлого.
9 апреля, четверг
План на этот промозглый денек был простой: с утра ехать с Ксенией в государственную нотариальную контору у "Сокола", а к часу подменить Эмиля у И.Н. В нотариальной конторе мне нужно было получить справку о том, что папа умер, не оставив формального завещания. Проинструктирован я был так: "Там будет очень большая очередь. Справки вам, почти наверняка, не дадут". Даже несмотря на Ксенино навигаторское умение, добирались мы до "Сокола" долго, спазматически продвигаясь от пробки к пробке. Но и увидев наконец слева по борту станцию метро "Сокол", мы не могли найти пути подъехать к огромному дому с нотариальной конторой. Дважды объехали мы большой квартал и каждый раз попадали на улицу с армянской фамилией, которая выбрасывала нас обратно на магистраль Ленинградского проспекта. Наконец Ксения заприметила узкую щелочку и вильнула в нее. И без того узкий, этот проезд между большими домами был по обе стороны заставлен машинами, и мне сразу не понравилось, что все они припаркованы навстречу нам. Тут же мое опасение и подтвердилось — на нас ехал грузовик, плотно занимая все пространство между запаркованными машинами. За грузовиком, сколько можно было видеть длинную извилину проезда, тянулась непрерывная вереница машин. То же было и за нами, ибо вслед за решительной Ксенией сюда, против одностороннего движения, свернул другой водитель, а за ним третий. То, что мы, ничего не помяв и не поцарапав, произвивались до конца проезда, одной виртуозностью моей водительницы объяснить нельзя. Тут действовали тайна, чудо и авторитет. Мы наконец оказались внутри квартала. Поставили машину и подошли к нотариальной конторе. На двери прочитали: "Второй четверг каждого месяца — закрыто".
Время было уже ехать к И.Н. Эмиль почему-то не открывал на звонок: наверное, возился с И.Н. Но у меня были свои ключи. Мой ключ не открывал. За дверью была тишина. Мы стали опять звонить, стучать. И вот из-за двери послышался жалобный лепет: "Лев Владимирович, не стучите, я вас не пущу. Я вас один раз пустила, а вы меня обманули. Не возитесь с ключом — замок сменен". "Где Эмиль Погосович?" — потребовала Ксения. "Я не знаю. Спросите в милиции". Ксения круто развернулась: "Идем в милицию". Мы стремительно зашагали по грязной улице в сторону, где Ксения предполагала отделение милиции. Улица Черняховского теперь представляет собой базар — поближе к метро киоски, ларьки, а дальше — старухи вдоль мостовой сидят с цветами, апельсинами, помидорами, китайскими полотенцами. На вопрос "Где милиция?" старухи угрюмо врали, что не знают. Но в конце следующего квартала мы и сами углядели трехэтажное облупленное здание во дворе за забором, милицейские машины возле и пошли туда, стараясь обходить глубокие лужи с мазутной снежной кашей. Навстречу нам выбегал Эмиль. Тут же, на берегу лужи, он рассказал, что произошло. Он сидел, поджидая нас. И.Н. дремала. В дверь застучали: "Открывайте — милиция, проверка паспортного режима". В глазок он увидел двух парней в камуфляже. "Вы кто такие?" — "Милиционеры, Дыбенко и Попенко, открывайте, а то будем ломать дверь!" Не открывая, Эмиль позвонил в отделение. "Да, — подтвердил дежурный, — милиционеров Дыбенко и Попенко посылали, так как поступило заявление о незаконном проживании в квартире". Эмиль взял свои доверенности и открыл дверь. Но смотреть бумажки Попенко и Дыбенко не стали. Они выволокли его на площадку, обшарили карманы, вытащили ключи. Из-за спин Дыбенко и Попенко в квартиру проскользнула Наташа, а доцента свели вниз и свезли в отделение. А в отделении дежурный сразу отпустил. "А Попенко и Дыбенко — вон они стоят". Два парня в камуфляже с автоматами, дуло вниз, на плече стояли у машин. Один — полный, высокий, с румяным дитячьим лицом (Попенко?), другой — постарше, покоренастее (Дыбенко?). Мы подошли к ним. "На каком основании", — начала чеканить Ксения, но Дыбенко и Попенко смотрели сквозь нас. Хотя вооружены были оба, но смутное чувство опасности исходило именно от румяного Попенко (?). Я не сразу понял, почему так, а потом догадался: ребенок с заряженным автоматом.
