Мажарин - [24]

на тебя и ни к чему не обязываю. Не могу же я сказать:

Мариш, ты дома посиди, а я сгоняю к бабуле лапшу пожрать. Как-то некрасиво это, мне

кажется. Так нельзя. А вот съездить в гости вместе —

можно. Познакомимся, поужинаем, поговорим. В этом ничего такого нет. Бабуля-мамуля у

меня понимающая.

— А чего ты тогда ее не предупредил?

— Она разволнуется. Незачем это.

— А-а, и ты решил ее просто огорошить.

— Угу, быстрее в себя придет, — улыбнулся Мажарин. Они поднялись на второй этаж. — А

то будете сидеть весь вечер, как две неврастенички.

— Я-то конченная неврастеничка, мне уже ничего не поможет, а бабулю-мамулю

надо поберечь, это точно, — поиронизировала над собой

Стэльмах.

— Люблю твой юмор, — кивнул и вдавил кнопку звонка. — И она знает, что ты живешь со

мной. Я не могу делать вид, что тебя в моей жизни не

существует…

С той стороны послышалась протяжная трель, и дверь сразу открылась. Сергей, кажется,

продолжил бы фразу, но оборвался.

Конечно, бабушка знала, что они живут вместе. Марина поняла, что отношения у Серёжи с

ней близкие и доверительные. Он звонил по нескольку

раз на дню, спрашивал, как у нее дела, чем занималась, куда ходила, как самочувствие. И сам

отчитывался: куда съездил, что сделал.

— Привет, — улыбнулся и мягко втолкнул Маринку в квартиру.

Пожилая женщина немного растерялась, но быстро стерла с лица следы волнения и

улыбнулась по-доброму:

— Здравствуйте, милые, здравствуйте 0e501f. Сынок, а что ж ты не предупредил. Я же… у

меня всё по-простому…

— Нам так и надо, мы просто поужинать.

— Добрый вечер, — краснея от неловкости, поздоровалась Стэльмах и представилась. —

Марина. Это к чаю. — Вручила бабушке Мажарина торт.

— Спасибо, чайку обязательно попьем. Ну, меня можешь звать баба Шура или тётя Шура,

как тебе будет удобно.

— Хорошо, — улыбнулась Маринка, решив остановиться на варианте «баба Шура».

— Тогда мойте руки, и за стол.

Сергей, взяв Марину за талию, подтолкнул вперед по коридору и провел в ванную. Они

вымыли руки. Первые волнительные минуты прошли, и

Марина вздохнула свободней. Раз Мажарин спокоен, чего ей волноваться. И бабуля-мамуля

с первого взгляда ей понравилась.

Прошли на кухню и уселись за круглый стол, накрытый клетчатой красно-белой скатертью.

— Рассказывайте. Как дела? — спросила баба Шура, расставляя тарелки.

— Хорошо. Маринка лапшу не умеет готовить, поэтому сегодня мы ужинаем у тебя.

Хорошее начало, усмехнулась Стэльмах его словам. Сразу сдал ее с потрохами.

— Это не страшно. Я тоже когда-то ничего не умела готовить, — невозмутимо откликнулась

женщина.

Марина думала, что Сергей будет еще что-то объяснять, рассказывать, но нет. И бабулю,

видимо, этот ответ удовлетворил. Прежде чем занять место

за столом, она чуть сжала его плечи, погладила по голове и быстро поцеловала в макушку.

— Соскучилась, — сказала, словно извиняясь за несдержанность. Села, не торопясь браться

за ложку и есть. Всё смотрела на него с нежностью и

неприкрытой любовью. — Давно не заезжал.

— Некогда.

— Ну да. — Баба Шура перевела взгляд с него на Марину и улыбнулась понимающей

улыбкой. — Вы ешьте, ешьте! Вот перец, если нужно. Я

заранее извиняюсь, вдруг пересолила, я могу, Серёжа знает.

— Всё нормально, — сказал он.

— Да-да, всё вкусно, — подтвердила Марина.

Дальше разговор потек спокойно и обыденно. О разном. О мелочах, о делах и мелких планах.

Марина так и не дождалась к себе каких-то вопросов.

Ничего такого баба Шура не спрашивала, будто уже всё про нее знала и видела не в первый

раз. На редкость деликатной женщиной она оказалась.

И совсем расслабилась Мариша, успокоилась. Необходимость что-то о себе рассказать

всегда вызывала в ней напряжение. Не потому, что у нее

куча секретов, а потому что делиться чем-то личным не привыкла. Трудно ей это давалось.

Очень. Отвыкла от подобных откровений. Говорила с

душой, но не по душам…

Задержавшись в гостях, приехали домой поздно и сразу улеглись спать. Проснулась Марина

первая. Резко, словно от толчка в грудь. И не потому,

что кто-то разбудил ее, нет. От внутреннего толчка проснулась, от какого-то эха. С

ощущением тревоги и беспокойства.

Не только любимых и близких чувствуешь кожей. Сердцем предчувствуешь. Врагов тоже.

Может быть, даже сильнее. Всей кожей! Спинным

мозгом!

Вот и Маринка сидела на кровати с бешено колотящимся сердцем, ощущая, как холодные

колкие мурашки табуном бегут по позвоночнику.

Мажарин спокойно спал. Она осторожно взяла его за руку. Просунула свою ладонь под его,

еле сдерживаясь, чтобы не сжать крепко. Разбудит же…

Но хотелось вцепиться в эту сильную руку (и в него самого, в Серёжку!), чтобы

почувствовать себя в безопасности. Так хорошо с ним, словами не

высказать.

И никто не запретит ей думать, что это любовь!

Хотела думать, хотела так чувствовать! Что это любовь! И говорила себе, что любит его!

Страшно, боже, как страшно всё это потерять.

Кажется, она без него уже не сможет. Точно не сможет.

Все-таки сжала его руку, сама не заметила. Сергей, проснувшись, пошевелился. Приподнял

голову.

— Мариш… Ты чего сидишь, как привидение?

Маринка не сразу нашлась с ответом. Да и ком в горле мешал выдать хоть звук.

— Сон тревожный приснился. Заснуть теперь не могу. — Это практически правда. Вся ее