Маздак - [63]

Шрифт
Интервал

— Да!.. Да!.. И ложь! И кровь, если необходима для сияния правды…

Абба кричал. Руки и губы у него тряслись, и зрачки были расширены…


Вчера на торговом подворье мар Зутра отозвал вдруг Авраама на пустой айван перед складами. Суровые черные глаза экзиларха вдруг увлажнились, в горестной растерянности обратились к нему:

— О, где Абба — благословенный сын мой?..

Авраам молчал. Беспомощно упали большие руки мар Зутры, и густая, вкруг всего лица, борода поникла, торчала нестрижеными клочьями…

Тревожная тишина стояла в пахнущем свежими вениками складе товарищества. Розбех наложил неслыханный налог на все караваны — речные, морские и сухопутные, — на выделку кожи, полотна, красок и бронзы. Говорили там вчера о близившейся войне…

А сегодня утром стало известно, что бежал из Ктесифона со своими людьми высокий иудейский экзиларх мар Зутра…


Абба все кричал. Врач Бурзой размешал что–то в чаше, поднес к его рту. Тот пил, вздрагивая всем телом, и зеленоватая лекарственная вода стекала на грудь. Потом он обхватил голову руками и затих…

Рыжий диперан Махой, которого все называли Лев–Разумник, явился вдруг в новой одежде. Черная кожаная куртка–каба была на нем, и все примолкли. Они уже действовали, люди в черном, специально отобранные для борьбы со скверной, и возглавлял их невидимый пайгансалар.

Лев–Разумник испытующе посмотрел на уснувшего Аббу, значительно помолчал. Львом прозвали его когда–то за любовь к военной форме. Расширяющиеся у бедер штаны были так подтянуты на нем, что тонкие ноги, казалось, растут прямо из груди. Он все разводил кругленькие плечи и прохаживался взад и вперед, резко выбрасывая с ногой половину задницы…

Кто–то спросил его о пайгансаларе — «Охраняющем Правду в Эраншахре». Лев–Разумник нахмурился, еще раз прошел из конца в конец комнату, вернулся, остановился как раз посредине:

— Вы, конечно, понимаете, что даже с близкими людьми я не могу делиться чем–нибудь относящимся к службе. Лишь одно скажу: это большой человек. «Меч Правды» называют его у нас! — Взявшись за шнуровку куртки Авраама, он приблизил к самому его лицу свои выкаченные глаза и принялся объяснять смысл правды Маздака. В основе всего — «Четыре»: Различение противоположностей, Память, Мудрость равновесия, Радость удовлетворения. Затем следует «Семь» и «Двенадцать». — Тут не может быть середины. — Лев–Разумник отпустил шнуровку и два раза ударил ребром ладони о другую ладонь. — Мы их или они нас!..


Ночью, проезжая у царского канала, услышал Авраам сдавленный человеческий крик. Он подъехал ближе, слез с коня. Тайяр темнел на стылой воде у самого берега. Луна расползалась по небу, и в желтом тумане увидел он, как волокут длинными крючьями для утаскивания мертвых плачущего человека. К черной дыре на тайяре подтащили его и столкнули вниз. Глухие стенания, мужские и женские, доносились откуда–то из–под воды…

— Эй, ты!..

Черный человек приблизил руку, и потайной факел ослепил Авраама. Кто–то вывернул его куртку на груди, обнажил царский знак.

— Ладно… Иди, диперан!..

Его толкнули в спину. Самоуверенное снисхождение было в невидимом голосе. Уводя в поводу коня, Авраам споткнулся в слепящей тьме. Хрипло рассмеялись сзади:

— Смотри не попадись… диперан!..

И при свете дня видел он их, людей без имени, вырывающих скверну в Эраншахре. На черных лошадях молча ехали они посреди улицы, одетые в черные кабы, и железные крючья висели у седел. Сам пайгансалар был среди них — маленький горбун с громадным безгубым ртом…

5

Солнце прорвало белый туман, обнажив долину. И сразу вспыхнуло оно тысячекратно в глаза ромеям, хоть и встало за их спиной. Белым евфратским песком для сияния были начищены персидские шлемы, щиты, наплечья, даже колокольчики на сбруе. Только посредине — там, где «Сердце Войны», — темнел неподвижный прямоугольник. Пятьдесят кованых башен стояли впритык друг к другу, и холодные капли тумана скатывались с брони на гладкие серые туши. Щитками были сейчас прикрыты глаза боевых слонов. Прислужники обходили их, скармливая намоченный в воде хлеб…

По «Аин–намаку» — «Книге Уставов» — построил войска Эраншахра воитель Сиявуш. Конные азаты в бронзе составили ряды первой боевой линии. Развернутыми колоннами стояли пешие латники. И слева все они были левши, натягивающие лук левой рукой.

В «Сердце Войны» черной лавой застыли «бессмертные». Волчьи хвосты свисали с башлыков, а у сотников на круглых шапках скалились мертвые волчьи головы. Справа, за линией азатов и латников, скручивалась пружиной, удерживая коней, единая масса кайсаков, съезжались отряды легкой армянской конницы.

В золотом шлеме с тусклыми железными крыльями сидел на белом коне Светлолицый Кавад. Стремя к стремени с царем царей находился Сиявуш, потому что эранспахбедом — главой войска и артештарансаларом — главой сословия был он одновременно, чего еще не случалось в Эраншахре. И был еще воитель Сиявуш деристденансаларом — военным предводителем всех истинно верящих в правду. Красная «Звезда Маздака» трепетала на пике рядом с кожаным фартуком — «Звездой Ковы», и львы на бронзовых цепях били хвостами о землю по обе стороны…


Еще от автора Морис Давидович Симашко
Семирамида

Роман «Семирамида» о Екатерине II, женщине, которая более тридцати лет держала в своей руке судьбы России и привлекала внимание всего мира, от Фридриха II и энциклопедистов до крымских ханов и кочующих киргизов…


Емшан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Парфянская баллада

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Искупление Дабира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гу-га

Книга приоткрывает завесу над еще одним порождением сталинского режима — батальонами штрафников времен Великой Отечественной войны, месяц службы в которых приравнивался к десяти годам тюрьмы. «Гу-га» — книга о тех, кто, проливая свою кровь, ежедневно рискуя собственной жизнью, расплачивался за ошибки штабных.


Хадж Хайяма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.