Майя: Форс-минор - [26]

Шрифт
Интервал

— Да, точно! — Я прервала Дэни и рассмеялась. — Когда-то мне казалось, что журналистика — это что-то очень интересное, и когда я говорила о ней, то речь моя лилась величаво:) Когда же я начала учиться на журфаке, и уж тем более, когда начала работать журналистом, я столкнулась с прозой жизни лицом к лицу и обнаружила, что теперь больше не способна говорить об этом в прежней манере, и людям стало попросту неинтересно меня слушать.

— Да, и я здесь в Индии много слышал, как разные люди говорят о своей практике — это и паломники, приехавшие учиться йоге, и сами преподаватели йоги — и всегда в их речи вот эта искусственность, напыщенность, озабоченность, словно тебя заманивают и боятся, как бы рыбка не соскочила с крючка. Лобсанг был первым человеком, который ТАК говорил, что было совершенно ясно — он понимает, о чем говорит, и не как-то там отвлеченно понимает, а СОВЕРШЕННО точно понимает, потому что он говорит о своем реальном опыте. И еще я был поражен до глубины души его смехом — наверное, даже еще больше, чем его словами. Никогда не слышал ничего подобного. Так, наверное, смеются дети в раю, совсем маленькие дети, которые еще не испытали ни одной заботы в своей короткой жизни, которые еще ни разу не нахмурились. Громко, открыто, непосредственно, заразительно. Никакие слова не могли бы открыть его больше, чем этот смех. В тот же миг я почувствовал к нему такую пронзительную близость, которой никогда ни к кому не испытывал ни до, ни после. И сейчас, если я хочу настроиться на переживание невинности, открытости, я вспоминаю его смех, и… как мне жаль, Майя, что я не могу передать тебе мои воспоминания… я уверен, тебе бы понравился этот Лама.

На несколько минут мы замолчали. Дэни, наверное, погрузился в воспоминания, а я задумалась о том, что разделяю его опасения — те, о которых он говорил, когда рассказывал про страх потерять единственный клочок надежды. Его рассказ был так хорош вначале, что я начала опасаться какого-нибудь банального конца. Даже мелькнула мысль отвлечь его каким-нибудь разговором — не хотелось портить впечатление. Я так легко могу представить, что закончится все как-нибудь пошло — например, Лама ему скажет, что надо сто тысяч раз произнести «Ом мани падмэ хум», и тогда всем будет счастье… Сколько раз я разочаровывалась в окончаниях, будучи увлечена предисловием! Сколько раз в конце я находила лишь разноцветный мыльный пузырь… Сколько обещаний, и каждый раз — разочарование. Помню, с каким восторгом и предвкушением я читала «Игру в бисер» — вся книга подводила к чему-то, обещала в конце таки раскрыть суть Игры, и что в результате? Ничего… ну то есть вообще ничего. То же самое было с Кафкой… все равно что тебе показывают красивую книгу с печатями, с подписями, с ленточками, с введением, предисловием и послесловием, в которых важные люди пишут о том — как важно то, что там внутри, как это мудро, а раскрыв книгу, ты видишь там богатую бумагу с вензелями, но без текста. Сколько я перечитала книг по йоге, по медитации, по психологии… кто-то советует в разных позах сидеть, кто-то как-то дышать, кто-то рассуждает о богах, подсознаниях и надсознаниях, монадах и дхарме, а в сухом остатке — ничего. Просто ментальная мастурбация в лучшем случае, а в худшем — откровенная коммерция.

— Дэни, только не говори мне, что надо сто тысяч раз произнести «Ом мани падмэ хум», ладно?

Он непонимающе уставился на меня, замер в изумлении, а потом громко расхохотался, так что его лошадь вздрогнула, фыркнула и отпрыгнула в сторону.

— Теперь ты меня понимаешь, Майя!

Дорога привела нас к небольшому ручью, прыгающему по нагромождениям камней откуда-то сверху с больших скал.

— Пошли наверх, там красиво, — Дэни помог мне слезть с лошади, мы привязали лошадей и пошли вверх по ручью.

Меня хлебом не корми, дай где-нибудь полазить, это такое удовольствие — легко прыгать по камням, словно парить над их хаосом, отталкиваясь, приземляясь, находя точку опоры в последнюю долю секунды, так что я довольно быстро ускакала вверх и вскоре обнаружила очень удобное местечко, где две пухлые травянистые кочки располагались на большом камне прямо напротив друг друга. На одну из них я и уселась.

Ручей с легким шелестом уходит под камень, и редкие брызги едва долетают до меня. Через пару минут появился Дэни и примостился на соседней кочке. Стало жарко, и я задрала вверх маечку, подставив солнцу соскучившийся по нему животик. Сняв кроссовки, я вытянулась и положила лапки на колени Дэни. Он очень нежно обхватил мои ступни ладонями, едва поглаживая их так чувственно, словно пытаясь просочиться сквозь тонкую ткань носочков. Я всегда чувствую — доступно ли человеку тонкое эротическое наслаждение, когда тела открываются друг другу ласково, словно прикрываясь вуалью. Такое тонкое эротическое наслаждение немыслимо испытать с человеком, к которому не испытываешь нежности, ласковой симпатии, восторга узнавания близкого существа. Оно как раз и вырастает из этой симпатии, являясь ее продолжением. С сексуальными ощущениями все иначе, так как они идут в противоположном направлении — сначала прикосновение, потом сексуальное возбуждение, и только потом это может вызвать всплеск нежности и симпатии, а может и не вызвать, и если их нет, то секс остается просто более или менее интенсивным удовольствием, стремящимся прорваться оргазмом и оставляющим после себя мутное довольство, граничащее с разочарованием. Когда я только-только начинала реализовывать свои сексуальные желания, то тут уж было не до эротики, хотелось просто поскорее получить то, чего так долго была лишена — схватить поскорее да побольше, чтобы компенсировать недополученное. Если бы нас не приучали с раннего детства к тому, что секс — это «фи», если бы была возможность вдоволь ласкаться со сверстниками и сверстницами, если бы не ужасающая нетерпимость окружающих к детским эротическим влечениям, то впоследствии мы не были бы столь одержимы жаждой секса или ненавистью к сексу, и строили бы свои отношения больше на симпатии и нежности, нежели на округлости форм и готовности или неготовности отдаться. Когда я была ребенком, мне так хотелось нежности, а вместо этого я получала лишь удары словами и руками.


Еще от автора Бодхи
Происхождение видов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Путь к ясному сознанию

Эта книга является практическим руководством. В ней изложены методы, искреннее и настойчивое следование которым приведет любого человека предельно коротким и ясным путем к свободе от страданий (негативных эмоций, ложных концепций, механических желаний, неприятных ощущений), к началу совершенно иной жизни, наполненной открытиями, озаренными восприятиями.


Твердые реки, мраморный ветер

В старых фантастических книгах Джейн попадались сюжеты, в которых автор пытается нарисовать идиллию подобного рода, но движущей силой всегда было что-то предельно чужеродное, отталкивающее – то классовая борьба с миром капитализма, то, наоборот, борьба с заразой коммунизма. То идея-фикс завоевания космоса просто ради завоевания, власть ради власти, расширение ради расширения. Когда же автор старался подняться до самых, так сказать, чистых, идеальных мотиваций, тогда ученые во всю стремились обогнать друг друга, поскорее совершить открытие, и получалась новая идея-фикс – открытия ради открытий.


Рекомендуем почитать
Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…