Майский сон о счастье - [3]

– О чем речь, разумеется, – ответил он, целуя ее в кончик вспотевшего носа и продолжая неуклюже танцевать.

Роза была хороша – блондинка с нежной кожей и острыми зубками. Чайная роза. Эмблема печали.

Так, вроде бы, началась новая полоса в жизни Петра Степаныча.

Иногда, забываясь, особенно в полусне, по привычке шептал он: «Ле-е-ена»… – обнимая прильнувшую Розу, и та напрягалась, фыркала, отстранялась от него и кричала злобно, будя соседей:

– Дурак! Тряпка! Опять – ее вспомнил?!

– Э, брось, – добродушно отвечал он. – Не лайся. Это я нечаянно и случайно.

А однажды, идя с работы, он вдруг услышал певучий голос Елены, окликающий его со стороны:

– Петя!

Он резко обернулся – никого не было вокруг.

– Чудеса, – прошептал Петр Степаныч и ускорил шаги, боясь, что оклик повторится. Не повторился.

По вечерам, почти ежедневно, являлась душистая Роза, приносила медицинский спирт, смешивала его с фруктовым сиропом и заставляла Петра Степаныча пить эту гадость. Он морщился, пил. А потом Роза начинала-продолжала его уговаривать, чтобы он всерьез подумал и ускорил дело с разводом. И женился на ней, на Розе.

– Разве я – плохая женщина? – спрашивала Роза, горделиво выставляя крупную грудь. – Молодая, красивая, здоровая. Я – умная. Я – практичная. И я – верная, в отличие от некоторых. Если изменю – убей.

– Что ты, что ты! – шутливо пугался Петр Степаныч. – Я убивать не умею.

– Знаю, ты слишком мягок, – и Роза продолжала атаку: – Тебе нужна именно такая женщина, как я!

– Да, конечно, – смиренно соглашался он.

– Нет, Петька, без шуток. Ведь тебе тридцать второй год. У тебя плешь скоро будет.

– Где, где? – всерьез пугался Петр Степаныч, хватаясь за голову.

– Шучу, – и она щелкала его по лбу. – Дурачина ты, простофиля. Еще капризничаешь… Пользуйся моей добротой, пока не поздно.

– Хорошо, женюсь, – кивал он согласно.

И в этот самый миг он вдруг услышал певучий и нежный голос пропащей жены:

– Петя, не на-а-адо! Не делай этого, Пе-етя. Она ж тебя, стерва, сожрет… ми-илый!

– Что?! – Он вскочил со стула, огляделся по сторонам. Кроме него и Розы, никого в комнате не было.

Петр Степаныч выбежал на кухню, заглянул в туалет, ванную комнату – нигде никого.

– Петька, что с тобой? – сердито спросила Роза. – Ты совсем рехнулся?

– Петенька, милый, гони ее прочь!.. – услышал он вновь голос жены.

И он ошалел.

– Убирайся! – закричал и затопал ногами. – Катись к чертовой матери! Вон отсюда! Дрянь!

– Что-о? Ах, вот как! – задыхаясь от гнева, произнесла Роза. – Что ж, спасибо, Петя… спасибо…

Она что-то еще бормотала, что-то невнятное и неприличное. Наконец ушла, непритворно рыдая.

Петр Степаныч стоял, растерянно озираясь.

– Вот и хорошо, – сказал голос жены. – И слава богу, что она ушла. Правда же, Петенька?

– Заткнись! – крикнул он в пространство. – Замолчи!.. Ну, пожалуйста – замолчи…

Эту ночь он почти не спал.

Всё боялся-надеялся-ждал, что снова услышит голос жены.

Прошло много дней. Роза не приходила. Друзья-приятели стали забывать его дом, только изредка забегали – распить бутылочку, занять трешку.

Петр Степаныч стал ленивым и вялым, некрасивым и неряшливым. Прошел всего год после разрыва с женой, а он постарел лет на десять.

Пропащая жена на глаза не попадалась, писем не писала, только поздравительные открытки присылала к праздникам – с пожеланиями счастья. И всё. От знакомых он слышал, что живет она у прежней хозяйки, снимает ту же комнату. И еще знакомые сообщали, что есть у нее ребенок, а мужика нет, и никто к ней в гости якобы не ходит. А те, кто приходят, тут же уходят прочь.

– Очень странный образ жизни, – удивлялись знакомые, смущенные нелогичностью ее поведения.

Петр Степаныч не хотел обсуждать образ жизни пропащей жены и уклонялся от подобных бесед.

Приходя с работы домой, он пил чай, ел колбасу, макая кусок хлеба в банку с баклажанной икрой, или варил картошку. Иногда, не очень часто, выпивал. От водки становилось чуть легче, но много пить ему не хотелось. И голос пропащей жены предостерегал издалека:

– Не надо пить водку, Петя. Это очень вредно. Петя, милый, пожалуйста, больше сегодня не пей… Хорошо?

– О, черт! – рычал он отчаянно, и плакал, и умолял: – Ну, чего ты хочешь от меня? Отстань, ради бога! Отстань… отвяжись… Но пить прекращал.

Прошло еще полгода.

Как-то вечером, придя с работы, Петр Степаныч наспех поел, покурил и заскучал. «В кино, что ли, сходить? – подумал он. – Или – в театр музкомедии… давно я там не был. Там в буфете пиво бывает… Сходить, что ли?»

– Не ходи никуда, Петя, – услышал он голос жены. – Лучше книжку хорошую почитай. На улице – мороз, ветер. В такую погоду хороший хозяин собаку во двор не выгонит, а ты – гулять.

– А чего мне дома сидеть? – возразил Петр Степаныч. – С тобой, что ли, разговаривать? И так уж боюсь, что скоро меня в дурдом упрячут…

– Не бойся, не упрячут, – произнес-успокоил голос пропащей жены. – А хочешь, я тебе спою, как раньше?

– Ну, разговорчики, – хмыкнул он. – Что ж, спой, если не трудно.

Жена вздохнула издалека, откашлялась – и запела чудесную песню, в которой говорилось про тополя, про любовь, про разлуку и про надежду.

Петр Степаныч слушал, почти не дыша, сидя на неприбранной своей постели.