Майнеры. Задача византийских генералов - [3]

– Деньги не могут быть грязными? – Рюмин был так удивлен, если не сказать, шокирован темой разговора, что никак не мог сосредоточиться. К тому же мешала муха, невесть как залетевшая в кабинет и бившаяся о стекло.

– Это ведущий американский банк, – повторил Симонов. – После скандала с обвинением в отмывании грязных денег полгода назад, они каждый цент процеживают через миллион фильтров.

– Президент в этих вопросах категоричен, – напомнил Рюмин. – И… мы должны принять решение. Через полчаса доклад.

Они посмотрели друг на друга. Вопрос стоял ребром: верить или нет? Положиться на факты или сыграть в прятки с судьбой? Самые могущественные люди в стране, они понимали, – ситуация выглядит, мягко говоря, странно. Но факты, отпечатанные ровным черным текстом, лежали перед ними. Любой из них мог поручиться головой, за предоставленные сведения.

– Я за, – поднял первым руку Симонов.

– За, – сказал Третьяк.

– Если хоть один против, голосование считается несостоявшимся, – сказал Рюмин. – Он помолчал, ощущая странное волнение. Словно перед боем, проверяя шеренги, хотел удостовериться, все ли полководцы готовы к наступлению и доложить об этом императору.

– За. – Рюмин поднял руку. – Единогласно.

Он поднялся. Муха продолжала биться о стекло, пытаясь проникнуть на свободу, но теперь она абсолютно не мешала, решение было принято. Черная папка с золотым тиснением «Доклад» захлопнулась, он покинул зал совещаний с победной улыбкой.

Глава 2

Москва, март 2011 г.

Прозвенел школьный звонок. Его оглушительного лязгающего звука Дмитрий Ларин всегда пугался, ему казалось, сработала сигнализация, предупреждающая об опасности: нужно срочно во что бы то ни стало искать убежище. Старый звонок висел прямо над дверью кабинета математики на втором этаже столичной средней школы номер двести двадцать один. От звонка шли запачканные побелкой проводки к питающей сети.

Он вздрогнул, не успев закончить фразу, чем же так важен консенсус для принятия значимых решений в условиях неопределенности и какое это имеет отношение к математике. Обычно дальше он рассказывал про византийского полководца Велизария, его роковое сражение, в котором тот проиграл небольшому отряду готов, доверившись чутью, а не фактам. Ларин считал, – подобные исторические экскурсы, во-первых, дают передышку ученикам, а во-вторых, показывают, что математика – неизмеримо шире, чем принято думать и имеет приложения практически во всех отраслях человеческих знаний.

Пронзительный лязг сбил Дмитрия с мысли. В который раз он подумал, что звонок нужно поменять, даже если придется это сделать за собственные деньги.

– Урок окончен, – сказал он, глядя в класс красными от недосыпания глазами. – На следующее занятие выучить нахождение суммы убывающей геометрической прогре…

Его уже никто не слышал. Сорвавшись с мест, ученики одиннадцатого «Б» ринулись к выходу, сбивая друг друга с ног, расталкивая парты, опрокидывая стулья и громко гогоча. Прямо на ходу добрая половина класса доставала сигареты, абсолютно не стесняясь преподавателя. Отдельные «одаренные личности» могли закурить прямо на уроке, но все же до крайностей на его уроках доходило редко, хотя душок в классе порой стоял как в пивном баре «Жигули», что за углом.

И что с того, – подумал Дмитрий. Никому из них математиком не быть, профессия не самая, мягко говоря, выгодная и популярная. Даже те, кто планирует стать программистами, искренне недоумевают, зачем нужна математика, – все эти косинусы, прогрессии, мудреные логарифмы, не говоря уже об интегралах.

– Дмитрий Сергеевич, сигареткой угостить? – он услышал голос над ухом и повернулся в сторону говорящего. Это был Денис Скоков, последний человек из 11 «Б», кого ему хотелось бы видеть сейчас перед собой.

– Не курю, – сказал он, продолжая делать пометки в журнале.

– Почему так? Болеете или мама не разрешает?

К ученикам запрещено применять физическую силу под страхом увольнения и Уголовного кодекса. Но развязного, наглого Скокова стоило немного приструнить, бог свидетель, – в подростковом возрасте ум за разум заходит от безнаказанности, человек теряет ориентиры и впотьмах творит черт знает, что.

Ларин приподнялся на стуле. В следующем году ему исполнится сорок лет, он женат, один ребенок, на животе небольшое брюшко, но дать затрещину прыщавому самодовольному Скокову будет даже приятно.

Но он этого не сделает, потому что… боится. Боится разнузданных непредсказуемых учеников, боится сорваться и они, как шакалы, чувствуя страх жертвы, постоянно провоцируют его. Он боится лишиться места, хотя прекрасно знает, что замены ему нет, на нищенскую зарплату математика никто не пойдет.

Увидев движение учителя, Скоков отпрянул, смахнув со стола стопку тонких тетрадей. Они разлетелись по полу словно стая испуганных птиц и тут же осели, – у ног, под партами, меж сдвинутых стульев.

– Э, э, осторожнее, папаша, я ведь и сдачи могу…

– Не можешь, – еле слышно сказал Ларин, выходя из-за стола.

– Черт! – выпалил Скоков, – больной придурок! – не теряя времени, он рванул к двери.

– Уродец! – крикнул ему вслед Ларин. – Беги, беги, всю жизнь бегать будешь! Козел! – он вернулся к учительскому столу. Тетради лежали перед ним кривым шахматным ковром, на одной из них отпечатался темно-серый след от кроссовка ученика.