Майнеры. Задача византийских генералов - [17]

Глава 9

Они застыли друг против друга. Сидящий на краешке замусоленного дивана Ларин и Скоков с расширившимися зрачками, в руке он продолжал держать осколок белого кирпича, край которого окрасился в цвет кисло-сладкого кетчупа.

Между ними, не подавая признаков жизни, лежало тело Поляка. Неестественно изогнутая рука продолжала удерживать шприц, который воткнулся иглой в земельный пол. Ларин не видел лица парня, и не хотел его видеть, раздробленный затылок красноречиво свидетельствовал, что в этой жизни любой кайф для него закончился: в данном случае даже не требовался диплом судмедэксперта, чтобы сделать вывод о его состоянии. Труп.

– Чувак, – сказал Скоков, – кажется, я попал…

– Это самооборона, – сказал Ларин, тяжело дыша. – Тебе ничего не будет.

Скоков покосился на покачивающуюся фанерную дверцу, висящую теперь на одной петле.

– Какая самооборона? Я треснул его по башке… Боже…

– Он чуть не убил меня отверткой. Ты спас мне жизнь, Скоков.

– Тебе легко говорить, – я спас тебе жизнь, допрашивать будут меня. Знаешь, как они это делают? Давно ты был на допросе?

Ларин поежился. Стыдно признаться, он ни разу не попадал в полицейский участок. Его никогда не задерживали и за всю жизнь не проверяли документы, но, как и любой добропорядочный гражданин, он слышал об ужасах, происходящих по ту сторону окон с решетками.

Они смотрели друг на друга в темном, закрытом со всех сторон блоке бывшей распределительной подстанции и не могли решить – до какого предела они могут быть друг с другом откровенны. Если они примут решение, но потом кто-то из них решит предать, пострадают оба. Они вдвоем могут сесть за убийство, плюс ко всему прочему, тут пахнет наркотиками, что является отягчающим обстоятельством.

Если явиться с повинной, что само по себе ничего не гарантирует, вполне вероятно, Ларин пропустит роды жены, его могут арестовать до выяснения личности, а после и вовсе повесить это убийство. Скокову не легче, наверняка ему уже больше четырнадцати лет, а значит, ответственность он будет нести как взрослый. И даже если суд признает, что он действовал, защищая Ларина, хотя это звучит слишком маловероятно, вернее, совсем невероятно, все равно легкой прогулки не получится, суды крайне редко выносят оправдательные приговоры.

– Какие варианты, папаша? Пойдем сдаваться? Ты на это настроен?

Ларин осмотрел блок. Судя по всему, Поляк – или его друзья – здесь появлялись часто или даже жили: в углу комнаты он увидел подобие столика, на котором стоял эмалированный чайник с алым цветком на боку (наверное, мак, – подумал Ларин), два граненых стакана, бутылка водки с жидкостью на дне, кусок сплющенного хлеба, пачка папирос без фильтра и коробок спичек. Возле столика две кривые табуретки, выкрашенные в белый цвет. На одной из них лежала газета бесплатных объявлений с оторванным куском.

– Он что, тут жил? – спросил Ларин.

Скоков отошел от трупа на полшага.

– Не знаю. Это типа блат-хаты, где можно распотрошить сумку, уколоться, выпить водки и поспать. Сарай запирается изнутри, та хлипкая дверюга не в счет. – Он кивнул в темноту, Ларин, проследив за его взглядом, увидел тяжелую металлическую дверь, вывернутую вовнутрь почти до упора. – Подстанция находится за забором, снаружи скрыта леском, в который заходить страшно, так что гостей тут по минимуму. Надо знать куда идешь, чтобы найти ее.

– Как бы мы ни решили, нужно сразу договориться, – сказал Ларин. – Понимаешь меня? – он посмотрел в лицо Скокова, который при всей развязности, по сути, – обычный десятиклассник, ребенок, хоть и очень наглый. И до него, скорее всего, еще не дошло, что он совершил. А может, и дошло. Может, это не впервые, – подумал Ларин. – Откуда ему знать наверняка? Слишком уж он… спокоен.

– Что ж тут непонятного. Понимаю, папаша.

– И хватит называть меня папашей. Я тебе не папаша. На месте папаши я бы уже давно тебя выпорол.

– Ладно. Как скажешь. Как же тебя еще называть, раз ты такой обидчивый? Я же не могу звать тебя по фамилии. Ларин. Или Дима. Не звучит. Тыкать, как будто я забыл, как тебя звать, – тоже не будешь постоянно.

– Хватит. Зови меня Ларин. Ты сможешь это выговорить?

– Хм… ладно. Постараюсь. Ларин.

Скоков прошел по периметру комнаты, пиная найденную консервную банку. Казалось его совсем не волновало, что десять минут назад он убил знакомого наркомана.

– Что ты вообще делал в Теплом Стане, это же край города? – спросил Ларин.

– То же что и ты, ездил на кладбище.

– С чего ты взял, что я был на кладбище?

– А куда тут еще ездить, не в музей же.

– Ты не ответил.

Скоков остановился у противоположной стены. Сквозь сумрак тьмы на ней проступал эпический рисунок битвы: поверженное чудище, жирное, безобразное, с тысячей хвостов, било о вскипающую кровью землю красными с прожилками крыльями, а сверху, на колеснице с ракетным двигателем на него устремлялся ухмыляющийся Дэдпул, или кто-то очень похожий на марвелловского супергероя.

– У меня тетка умерла три дня назад. Прямо в институте откинула копыта. – Он помолчал. Почему-то Ларин чувствовал, что Скокову тяжело говорить, он превозмогает себя. – Позвонили с кафедры, сказали, похороны сегодня. Пришлось ехать.