Майнеры - [14]

Но Ларин ничего не слышал. Широким шагом он направился к другой стороне подстанции, на ходу размышляя, что будет делать. Конечно, бить не стоит, да и сможет ли? Последний раз он дрался в армии двадцать лет назад. Но если придется…

Он вошел в дверь, она открывалась вовнутрь – хлипкая конструкция из ДСП, с выдранным наполовину куском фанеры, торчащими гвоздями и ручкой, обмотанной черной липкой изолентой.

Дверца хлопнула по стене.

Парень на диване резко обернулся. Шприц выпал из руки, на лице застыла удивленная гримаса.

– Какого хрена? – пробормотал он, но Ларин уже подходил, не заметив впотьмах, как лысый вытянул из кармана черной куртки отвертку с длинным блестящим стержнем.

– Берегись, – крикнул Скоков. Ларин инстинктивно отпрянул. Отвертка прошла в паре сантиметров от живота. Краем сознания Ларин понял, что молниеносное движение едва не лишило его жизни и в следующий раз парень не промахнется. Для наркомана он обладал удивительным проворством. Мгновения хватило, чтобы сделать новый замах, и в ту секунду, когда острие должно было вонзиться Ларину в сердце, тяжелый камень, вынырнувший из тьмы, раскроил наркоману череп.

Раздался звук, похожий на треск переспелого арбуза, глаза лысого потухли, рука ослабла, отвертка по инерции, лишенная силы удара, слегка скользнула по куртке Ларина, оставив на ней длинную светлую борозду.

Наркоман завалился на диван, лицом в смятую сумку Ларина. Из его головы вытекала кровь вместе с мозгами.

«Испортил, гад, сумку», – подумал Ларин.

Он оттолкнул тело, чтобы кровь не залила деньги, и труп съехал с дивана на грязный вытоптанный пол, отвратительно воняющий мочой, смешанной с мазутом и трансформаторным маслом.

Глава 8

Они застыли друг против друга. Сидящий на краешке замусоленного дивана Ларин и Скоков с расширившимися зрачками, в руке он продолжал держать осколок белого кирпича, край которого окрасился в цвет кисло-сладкого кетчупа.

Между ними, не подавая признаков жизни, лежало тело Поляка. Неестественно изогнутая рука продолжала удерживать шприц, который воткнулся иглой в земельный пол. Ларин не видел лица парня, и не хотел его видеть, раздробленный затылок красноречиво свидетельствовал, что в этой жизни любой кайф для него закончился: в данном случае даже не требовался диплом судмедэксперта, чтобы сделать вывод о его состоянии. Труп.

– Чувак, – тихо сказал Скоков, – кажется, я попал…

– Это самооборона, – сказал Ларин, тяжело дыша. – Тебе ничего не будет.

Скоков покосился на покачивающуюся фанерную дверцу, висящую теперь на одной петле.

– Какая самооборона? Я треснул его по башке…

– Он чуть не убил меня отверткой. Ты спас мне жизнь, Скоков.

– Тебе легко говорить – я спас тебе жизнь, допрашивать будут меня. Знаешь, как они это делают? Давно ты был на допросе?

Ларин поежился. Стыдно признаться, он ни разу не попадал в полицейский участок. Его никогда не задерживали и за всю жизнь не проверяли документы, но, как и любой добропорядочный гражданин, он слышал об ужасах, происходящих по ту сторону окон с решетками.

Они смотрели друг на друга в темном, закрытом со всех сторон блоке бывшей распределительной подстанции и не могли решить – до какого предела они могут быть друг с другом откровенны. Если они примут решение, но потом кто-то из них предаст, пострадают оба. Дилемма заключенного в чистом виде. Они вдвоем могут сесть за убийство – плюс ко всему прочему, тут пахнет наркотиками, что является отягчающим обстоятельством.

Если явиться с повинной, что само по себе ничего не гарантирует, вполне вероятно, Ларин пропустит роды жены, его могут арестовать до выяснения личности, а после и вовсе повесить это убийство. Скокову не легче, ему уже больше четырнадцати, а значит, ответственность он будет нести как взрослый. И даже если суд признает, что он действовал, защищая Ларина, хотя это звучит слишком маловероятно, вернее, совсем невероятно, все равно легкой прогулки не получится, суды крайне редко выносят оправдательные приговоры.

– Какие варианты, папаша? Пойдем сдаваться? Ты на это настроен?

Ларин осмотрел блок. Судя по всему, Поляк – или его друзья – здесь появлялись часто или даже жили: в углу комнаты он увидел подобие столика, на котором стоял эмалированный чайник с алым цветком на боку («Наверное, мак», – подумал Ларин), два граненых стакана, водочная бутылка с жидкостью на дне, кусок сплющенного хлеба, пачка папирос без фильтра и коробок спичек. Возле столика две кривые табуретки, выкрашенные в белый цвет. На одной из них лежала газета бесплатных объявлений с оторванным куском.

– Он что, тут жил? – спросил Ларин.

Скоков отошел от трупа на полшага.

– Не знаю. Это типа блат-хаты, где можно распотрошить сумку, уколоться, выпить водки и поспать. Сарай запирается изнутри, та хлипкая дверюга не в счет. – Он кивнул в темноту, Ларин, проследив за его взглядом, увидел тяжелую металлическую дверь, вывернутую вовнутрь почти до упора. – Подстанция находится за забором, снаружи скрыта леском, в который заходить страшно, так что гостей тут по минимуму. Надо знать, куда идешь, чтобы найти ее.

– Как бы мы ни решили, нужно сразу договориться, – сказал Ларин. – Понимаешь меня? – он посмотрел в лицо Скокова, который, при всей развязности, по сути – обычный ребенок, хоть и очень наглый. И до него, скорее всего, еще не дошло, что он совершил. А может, и дошло. Может, это не впервые, – подумал Ларин. – Откуда ему знать наверняка? Слишком уж он… спокоен.