Маймонид - [8]

У еврейского купца в Галиции или Венгрии (у венгерских евреев наихудшая репутация даже среди венских студентов), который зарабатывает ровно столько, сколько необходимо, чтобы спасти себя и свою семью от голода, есть более или менее одаренный сын. Тщеславие матери требует, чтобы в семье был ученый, талмудист… Поэтому юношу отправляют в Вену. Его имущество — только одежда. Какие стимулы могут быть у такого юноши? Он всю жизнь прозябал в самых ничтожных и жалких условиях и никогда уже не будет способен освободиться от своего узкого кругозора. И вот он поступает в университет. Но наши методы преподавания не предназначены для таких студентов и в таких условиях не действуют, ибо для учения требуется свободный ум и свободное интеллектуальное движение. Подобные люди никоим образом не подходят для научной карьеры».

И эти слова сказал человек, который обладал широкими либеральными взглядами, которого признавали одним из наиболее свободомыслящих немецких профессоров того времени! В числе причин, по которым высказывания профессора Бильрота могли найти большой отклик, следует назвать то, что они действительно в какой-то мере отражают истинные устремления евреев-медиков в христианском обществе. В определенном смысле эти устремления никогда не изменятся, да это и не нужно евреям. Но лишь единицы из числа читателей Бильрота могли бы признать, что лишь описанные им причины побуждали евреев всех стран и эпох изучать медицину. Нет, истинные причины этих устремлений в намного большей степени кроются в истории этого народа.

Связь еврейского народа и медицины, которая выкристаллизовалась в период раннего Средневековья, зиждилась на религиозных предписаниях и культурной атмосфере. Тогда же к этим факторам присоединился и другой, столь же универсальный, сколь и характерный. Я имею в виду ту отличительную черту, которую можно назвать еврейской индивидуальностью. В наше время, которому свойственна крайняя чувствительность к таким понятиям, как этнические и национальные характеристики, некоторым читателям показались бы более предпочтительными термины вроде «видение мира», «философский взгляд» и «культурная ориентация», однако все они означают практически то же самое. Еврейское отношение к жизни и миру отличается определенными качествами, и на протяжении многих столетий эти качества отмечали как дружественные, так и враждебные евреям наблюдатели; порой стереотипы в отношении той или иной группы сохраняются потому, что соответствуют устойчивым личным убеждениям наблюдателей извне. И хотя некоторые из этих убеждений отражают лишь то, что наблюдатель хотел видеть, иные соответствуют реальности — в том смысле, что объективные умы могут счесть их обоснованными. Отдельные наблюдения, касающиеся евреев, похоже, являются решающими для ответов на вопросы, что были заданы нами в начале этой главы. Вкратце их можно сформулировать так: «Так что там у евреев с медициной?»

Евреям, особенно тем, кого можно причислить к интеллектуалам, свойственно некое беспокойство, ощущение неуверенности, двойственности, несовершенства, а также чувство, что надо что- то с этим делать, даже если эта проблема никогда не будет решена окончательно. Многие привыкли жить относительно комфортно, ощущая хронический дискомфорт. Чувствительность и непрестанное беспокойство — такова движущая сила этих людей. И хотя эти качества мучительны, порой они становятся тем источником, из которого человек черпает силы для активного ответа миру — продуктивного или деструктивного. Социолог Торстейн Веблен[27] написал в 1919 году в своем знаменитом эссе «Интеллектуальное превосходство евреев в современной Европе»: «Они неуступчивы и неудовлетворены, эти неуживчивые чужаки»[28].

Из бесконечной неудовлетворенности зародился скептицизм, постоянное вопрошание себя о своем месте в преимущественно христианском мире и вместе с тем о том, что дано в этом мире, таком большом и таком малом. Многих евреев не связывали предрассудки, как представителей других народов, — именно поэтому представители других народов никогда не смогли бы стать полноценной частью чужой культуры. «Первое необходимое условие конструктивной работы в современной науке и любой исследовательской работе, дающее качественные результаты, — это скептический настрой ума», — как совершенно верно отметил Веблен. И действительно, в чем заключается работа медика, что есть наука, на которой основывается практическая медицина, если не постоянные упражнения в «прикладном скептицизме», не вечная неудовлетворенность тем, что происходит в данный момент, и не решимость изменить эту ситуацию, даже если известно, что работа останется незавершенной? Это беспокойство, вызванное предстоящим путешествием или начатым делом, возникло у евреев столь давно, что уже в самом начале нашей эры рабби Тарфон (мудрец, высказывания которого приводятся в Пиркей Авот)[29] сказал: «Ты не обязан закончить работу, но ты не можешь отказаться от нее»[30].

И сегодня многие евреи относятся к своей работе так, как относились к ней талмудисты, жившие за полторы тысячи лет до них. Они вникают в мельчайшие детали, пытливо всматриваются в источники своего беспокойства, фиксируют несоответствия между ожидаемым и действительным. Они постоянно размышляют о том, что на первый взгляд представляется малым и незначительным, и ни на секунду не останавливают работу своего ума. И поскольку то, что вызывает у них тревогу, находится в непосредственной близости, тревога эта требует от них самого пристального внимания.