Майк Хаммер и Артур Берин-Гротер - [41]

Я поставил чашку на край стола, не в состоянии отвести взгляда.

— Мы будто давно женаты, — произнесла Лола. — Сидим себе как ни в чем не бывало, а нас разделяет целая комната.

Комнату пройти нетрудно. Лола протянула мне навстречу руки; я поднял ее на ноги и сжал в объятиях, упиваясь терпкой сладостью ее губ и языка.

Я не хотел ее отпускать, но она выскользнула из моих рук, достала сигареты, заставила меня закурить, а сама исчезла в спальне.

Окурок обжигал мне пальцы, когда она позвала меня. Только одно слово.

— Майк…

Лола стояла в центре комнаты, в тени абажура, повернувшись ко мне спиной. Она смотрела в открытое окно, в ночную тишину, и казалась творением гениального скульптора, столь нежна и красива была ее поза. Легкий ветерок плотно прижимал прозрачный шелк ночной рубашки, вырисовывая каждую черту, каждую линию.

Я замер в дверях, не осмеливаясь дышать, боясь, что это чудесное видение исчезнет. Ее голос был едва слышен.

— Тысячу лет назад я решила, что надену эту рубашку в свадебную ночь. Тысячу лет назад я вырвала из груди сердце… И вот встретила тебя.

Когда повернулась грациозным порывистым движением и шагнула мне навстречу.

— Никогда у меня не было ночи, которую я хотела бы запомнить. Так пусть ею будет эта.

В глазах Лолы горел ярко-жгучий танец страсти.

— Иди ко мне, Майк.

Требование, которое было ненужным. Я схватил ее за плечи, и мои ногти впились в нежное тело.

— Я хочу, чтобы ты любил меня, только сегодня, — выдохнула она. — Я хочу любви такой же сильной, такой же яростной, как моя, потому что завтра… для нас может не наступить, а если и наступит, то так больше не будет. Скажи мне, Майк, скажи.

— Я люблю тебя, Лола. Я сказал бы тебе это раньше, но ты не позволяла. Тебя нельзя не любить. Когда-то я решил для себя, что не способен на любовь. Я был не прав.

— Только сегодня…

— Нет. Нет. Всегда…

Пальцами она закрыла мне рот. Потом взяла мою руку и положила себе на плечо, к бретельке.

— Эта рубашка одевается лишь один раз. И есть лишь один способ снять ее.

Дьявол соблазнял мою плоть. Я любил дьявола.

Я рванул шелковую материю, та разошлась с торжествующим треском…

— Я люблю тебя, Майк, люблю, — повторила Лола.

Ее рот был холоден, но тело пылало.

Эта была ночь, которой, она думала, у нее никогда не будет.

Это была ночь, которую мне никогда не забыть.

Я проснулся в одиночестве. Рядом к подушке была приколота записка. «Теперь надо закончить ту работу, которую ты мне поручил. Завтрак готов только подогрей».

К черту завтрак. Уже больше двенадцати. Я жевал на ходу, одеваясь и бреясь. Пока остывал кофе, я включил радио. Диктор, казалось, впервые в жизни был искрение возбужден. Он говорил быстро, взахлеб, еле успевая вздохнуть между фразами. С тех пор, как я видел Пата, полиция провела еще два рейда, и ее сети охватили тайные закоулки гигантского города.

Железный кулак замахнулся на могуществениую организацию, взявшую в кольцо джунгли Нью-Йорка. Он попадал в места и людей, о которых я и не слышал. Зловещая улыбка появилась на моем лице. Я вспомнил, как Пат утверждал, что он бессилен…

Теперь ничего остановить нельзя. Сенсацию подхватили и разнесли газеты. Публика с яростным негодованием осуждала то, что только вчера поддерживала своим безразличием. Просто новая забава: смотреть, как мараются грязью известные имена. Новое развлечение: смаковать теневые стороны жизни.

Но основные главы еще не написаны. Действие в них разыграется позже, в судах, после заявлений, протестов, аппеляций, необходимых для того, чтобы протянуть время. А потом, может быть, на кого-то наложат штраф, кого-то оправдают за недостатком улик…

Доказательства! Полиция делает все возможное, но если доказательств не будет, преступники выйдут из судов, твердо решив ничего подобного впредь не допускать. Сильные люди, богатые люди, властолюбивые, они будут мало-помалу подтачивать закон, как волны незаметно подмывают основание могучего утеса, пока он не падает в воду.

Я позвонил Пату. Несмотря на смертельную усталость, он был рад меня слышать.

— Читал газеты?

— Да, и слышал радио. Вижу, что началось.

— Мы берем их десятками, и у многих развязываются языки. Но это всего лишь подручные, мелкие сошки. О крупных шишках, держащих в руках всю организацию, им ничего не известно. И еще клиенты.

— Они поддерживают систему.

— И заплатят за это дороже, чем ожидали. Показалось много грязных рож, по которым не терпится смазать.

— И ты это сделаешь?

— Сделаю, Майк. Мне угрожают, предлагают взятки, уговаривают… Клиенты не вооружены, не оказывают сопротивления при аресте и у всех отличные адвокаты. Нам не к чему прицепиться.

Мои ладони вспотели.

— Это говорят большие деньги, Пат… Что происходит? Мы снова на Диком Западе?

— У нас связаны руки. Кроме того, им как-будто известен каждый наш ход.

Проклятье! Я ударил кулаком по списке стула. Хорошо, пусть себе играют жестоко. Пусть спокойно, планомерно отступают и пользуются услугами наемных убийц, чтобы убрать ненадежных. Пусть. Но их легко напугать. Только надо играть смелее, резче, жестче — и они побегут, побегут в панике и будут бежать, пока не подкосятся ноги.