Маяк в тумане - [8]

Ванька отозвался угрюмо:

- А чего мне думать?

- Как это чего думать? Как чего?.. Ты, выходит, для неповинных убийца и враг, - вот ты кто!

Глаз Ваньки сквозь бинты глядел дремуче и невозмутимо.

Дрок снова понижал голос до шепота:

- Этот мальчик - он безногий калека теперь будет, и разве же он тебе простит?.. Никто свое уродство прощать не должон!.. Вот!.. И он так же само...

- А мне что? - спросил Ванька.

- Как это что? (Дрок разжал пальцы ног и сжал кулак.) Ты зачинщик этому делу, и бог тебя помиловал перед другими... Должон ты каждый день все молитвы читать утром и вечером...

Ванька молчал и глядел таинственно.

- Понял? - наклонился к Ваньке отец.

- Нет, - твердо ответил Ванька.

- Как это так "нет"? - отшатнулся Дрок, подняв брови.

- Зачем? - очень серьезно спросил Ванька.

- Молиться, что от смерти спас, зачем? - испугался Дрок.

- Кому это? - чуть насмешливо спросил Ванька.

- Богу, вот кому! - сказал Дрок громко на всю палату.

- А бога и вовсе никакого нет! - серьезнейше отозвался из-под бинтов Ванька.

Несколько длинных моментов Дрок сидел отшатнувшись и глядел только на белую, в тряпье, пухлую голову десятилетнего сына, потом он исподлобья оглянулся туда-сюда, не слышал ли кто ответа Ваньки, когда же убедился, что Олег Штукаренко спал (а соседняя койка в другую сторону от Ваньки была пустая), он просипел хрипло:

- Ты-ы... как это... смеешь так, подлец!

Ванька немного подождал с ответом, потом сказал просто:

- Так и смею.

- Кто же тебя наказал... и меня в том числе?

- Никто, - ответил Ванька.

- Ну, после этого издыхай! - бурно поднялся Дрок. - Издыхай, когда такая ты стерва!

И вышел из палаты торопливо и испуганно, ни на кого не оглянувшись кругом.

От ворот больницы Дрок, сам не зная зачем, но очень убористо шагая, пошел на квартиру к Штукаренке. Он не знал даже, о чем будет говорить с ним, только непременно хотелось ему узнать, есть ли в квартире его иконы.

Дрок был так растревожен, что даже не замечал, как он бормочет, глядя вниз на мелькающие свои пыльные босые ноги: "Кто больше наказан, тот больше и виноват!.. А Штукаренко же - он ведь член союза безбожников!.."

Наполовину ему казалось ясным это смутное дело, но если сам Штукаренко служил счетоводом и ему, может быть, иначе было нельзя, как сказаться безбожником, то жена его ведь просто была домашняя хозяйка, и на ее попечении росли дети.

Штукаренко от больницы жил далеко - в том же конце города, где и Дрок. Квартира его оказалась запертой, однако насчет икон Дрок справился у соседей. Икон не было.

- Та-ак! - понимающе качнул головою Дрок. Для него теперь совершенно ясной стала вся эта история с гранатой.

Чтобы попасть к себе, он должен был взять подъем и выйти как раз на свой участок. Подъем он сделал, не заметив его, - так он был поглощен загадкой, которую задала ему жизнь. Когда же он стал на перевале, то увидел в недоумении: по земле его ходил Дудич, длинный, жилистый рыжеусый человек, поселившийся с женою в той самой комнате, которая ему, Дроку, показалась так несчастно мала. Дрок нарочно присел за куст и видел, как Дудич растирает на ладони колосья его пшеницы, как рассматривает он початки кукурузы, как ковыряет землю в тех местах, где у него бураки, и морковь, и пастернак.

- Эгей!.. Товарищ Дудич! - заорал, вставая и стервенея, Дрок. - Вы что там у меня хозяйнуете?

И прыжками, не предвещавшими для Дудича спокойного разговора, он ринулся вниз. Дудич посмотрел на него, пожал плечами и, так как стоял он около ограды, то, спустив колючую проволоку с кола, перешагнул, высоко занося длинные ноги.

Даже и еще шага на четыре отступил от ограды Дудич: очень зло полыхали черные глаза Дрока, когда подбегал он к ограде, крича:

- Вам это чего у меня... надо было?

Дудич покачал головою:

- Вот же человек вздорный, ай-яй-яй!.. Ну что же, я у вас украл что или как?.. Не украл же, нет, глядите! - и показал руки не менее дюжие, чем у Дрока.

- То я хорошо и сам видал, что не украл, а чего бы я ходил-топтал по чужому участку, раз он есть чужой? - кричал Дрок.

Дудич расправил рыжие усы, покивал головою, громко плюнул вбок, не спеша повернулся и пошел, чуть согнув широкую спину, из тех спин, которые любят землю и которые любит земля.

VI

Не совсем безразлично относился Дрок к Недопёкину: пожалуй, он его даже побаивался немного.

Было однажды с ним такое, что, вполне доверчивый к своей земле, он выкопал из нее фалангу, которой никогда не случалось ему видеть раньше. Ядовитое паукообразное поднялось на задние ноги и кинулось на лопату Дрока. Ему даже показалось, что оно пискнуло при этом, и он отступил в недоумении шага на два и потом целый день был в раздумье.

- Ну, уж ежели пауки стали пищать и на людей кидаться, так это что же? - говорил он Фросе, и в этот день все ему казалось подозрительно преображенным.

Так же пугающе на его глазах - правда, не в один день - преобразился Недопёкин, и если он не мог бояться старика, совершенно бессильного, конечно, то зато он начал бояться старости, которая всесильна, и когда-нибудь с ним, Дроком, сделает то же, что с Недопёкиным. Теперь и старость Дрок представлял именно такою: она белая, она колченогая, она глупая, она сама не знает, зачем бременит землю, она просит, чтобы ее отравили, только потому, что отлично знает - никто не будет ее отравлять, так что и в глупости ее есть какая-то хитрость, а зачем эта хитрость? Между тем несколько лет назад Пантелеймон любил говорить с Недопёкиным, потому что тот, тогда еще не разбитый параличом, говорил очень складно: Дрок даже почтительно его слушал, как ученик учителя.