Май без императора - [3]

Словно оба чувствовали.

Поэтому даже не удивились, когда с Западной Украины пришла похоронка. Всего через каких-то две недели: столько понадобилось «лесным братьям», чтобы выследить папину «эмку» на загородном шоссе и расстрелять из автоматов.

Папу привезли с Украины в закрытом гробу. Похороны девочка не запомнила — все было непонятно, слегка сумбурно, и как-то скомкано, будто наспех. А вечером в их доме состоялись поминки. Пришли гости: профессор Садовников с сыном, невесткой и внуком — ужасно взрослым и рассудительным мальчуганом десяти лет от роду. Девочка звала его Каем (тот, впрочем, не возражал). Потом появился дядя Валя, бывший папин сослуживец, и принес с собой водки. Детей отправили в другую комнату. Девочка попробовала возразить — ей хотелось посидеть за столом вместе со взрослыми, но Кай молча взял ее за руку и увлек за собой. Оказавшись в детской, он моментально, изображая разведчика, приложил ухо к закрытой двери и поманил рукой: делай, мол, как я!

Сквозь стук тарелок и позвякивание рюмок до слуха доносились странноватые, не связанные друг с другом реплики, словно из испорченного радиоприемника: «Жить да жить бы еще… Всю войну прошел, а тут…» «Что же будет с вашей коллекцией, Владлен Романович? Коля ведь, кажется, был наследником…» «Оленьке достанется. Она мне как дочь. А потом перейдет внучке…» (Оленька — это мама, сообразила девочка. Ольга Степановна…)

— Считайте, вам крупно повезло, — сказал вдруг дядя Валя хмельным голосом. — Колька-то… Он ведь героем ушел, стервец. Пал смертью храбрых в боях с фашистскими пособниками… А мог бы кончить и по-другому, все к тому катилось. Он и в командировку на Украину сам напросился, никто не тянул. Чуял, видно.

В гостиной на некоторое время воцарилась нехорошая тишина, даже вилки перестали звенеть о тарелки с закуской. Потом профессор Садовников осторожно спросил:

— Ты намекаешь, что Николая могли… взять? Нет, нет, глупости. Я не верю…

— А зря. На Кольку готовился материал, я видел… Сколько ему оставалось — ну, может, месяц-полтора. Вот он и решил: уж лучше так, чем…

Девочка вздохнула и отошла от двери: дальше слушать было неинтересно. Забравшись с ногами на диван, она взяла с полки любимую книгу. «Снъжныя королева», значилось на обложке. А ниже стояло:

Сочiненiя г-на Г.-Х. Андѣрсена.

Графiческое заведенiе «Родина», Лиговская ул., 114.

Санктъ-Петербургъ, 1901.

Вообще-то девочке не разрешалось брать книгу самой: это право целиком принадлежало дедушке. В те редкие вечера, когда он не был занят, они с внучкой садились на диван и принимались за чтение. Постепенно девочка выучила книгу наизусть. Однако не потеряла к ней интерес — наоборот, полюбила еще больше. И принялась выпрашивать ее в подарок с регулярностью часового механизма: на день рождения и День Конституции. Но получила она желаемое только когда ей исполнилось шесть. Пора уже, сказал дедушка. Скоро в школу пойдет.

Действо в гостиной меж тем продолжалось — незримо, но вполне слышимо. Кто-то хорошо поставленным голосом завел «Лучинушку», остальные подхватили — красиво, хотя и несколько жалостливо. Мальчик фыркнул и отлепился от двери: он не любил жалостливых песен. Ни одна из них не шла ни в какое сравнение с «Каховкой» или «Катюшей». Он подошел к девочке и заглянул через ее плечо.

— Опять читаешь про королеву? Не надоело тебе?

— Не надоело.

Девочка рассматривала иллюстрацию, на которой был нарисован город — тот самый, откуда Кай и Герда начали свое путешествие. Город был изображен сверху — таким, каким его видят лишь ласточки и трубочисты: это было царство облаков, остроконечных крыш и ветряных флюгеров. Каждая уважающая крыша имела флюгер, их тут было множество, самых разнообразных форм и размеров. Самую высокую крышу (очевидно, принадлежавшую городской ратуше) венчал флюгер-герольд: юноша с изогнутой трубой у губ, в коротком плаще-тунике и шляпе с длинным роскошным пером. Садовникову-младшему не понравилась шляпа: он послюнявил химический карандаш и нарисовал поверх нее буденовку со звездой. Девочка хотела рассердиться: незачем было портить драгоценную иллюстрацию, но потом передумала. Буденовка шла маленькому герольду — по крайней мере, придавала ему мужественности…

Почему я вспомнила о Кае?

Женщина встала с постели, накинула халатик, прошлепала босыми пятками на кухню и поставила чайник на плиту. Бодрствовать по ночам было для нее привычным делом: она всегда, сколько себя помнила, страдала бессонницей. В детстве в ее сон бесцеремонно врывался бой часов, стоявших в гостиной. Постепенно девочка привыкла к нему, но он внезапно исчез из ее жизни — как исчезли и гостиная, и сам дом на Одиннадцатой линии Васильевского острова, куда они больше не вернулись.

С тех пор им с мамой приходилось жить во множестве разных домов, где они временно снимали комнаты (каморки под лестницей, закутки, каптерки — одна другой меньше и гнуснее), и всюду девочку сопровождали ночные звуки. Громыхали поезда под окошком, шуршали лапками мыши, пьяные в дым соседи горланили песни — девочку уже ничто не пугало. Звуки присмотрелись к новой знакомой, посовещались и единогласно приняли ее в свою компанию. Теперь она засыпала спокойно, и даже позволяла себе улыбаться во сне, если виделось что-то хорошее.