Мавр и лондонские грачи - [89]

Это был необычный январь для Лондона. Почти ежедневно погода резко менялась. То снег таял, образуя жидкое месиво, то снова все схватывало морозом, и тротуары превращались в каток. Мало кто из жителей безболезненно переносил эти температурные скачки. Все были простужены, болели гриппом. А сколько людей, поскользнувшись, ломали себе руку или ногу!

Мавр открыл дверь и крепко пожал Либкнехту руку.

– Не могу даже пригласить тебя в комнату, Уильям, – шепотом произнес он. – У меня тут целый госпиталь. Одна Лерхен не слегла. Все остальные чихают и кашляют наперегонки. Хуже всех досталось маленькому Мушу. Очень высокая температура…

Либкнехт заметил, что лицо друга омрачилось. Он осторожно спросил:

– А жена?

– Думаю, что тоже грипп. Не очень сильный, но о том, чтобы она встала с постели, не может быть и речи. Ки-Ки рисует, сидя в кровати, кашель ее совсем замучил. Я не разрешаю ей вставать.

– А Ленхен? – Либкнехт едва решился задать этот вопрос, он уже догадывался, что с Ленхен тоже неладно, иначе Мавр сам не открыл бы дверь. К тому же Ленхен непременно отослала бы Маркса в библиотеку.

Мавр вздохнул:

– Ленхен тоже слегла. Уже два дня. Нужен врач. Она бредит… – Мавр замолчал.

– И ты все делаешь сам? – спросил потрясенный Либкнехт. – Один? Не мог бы я…

Тут раздался голос из спальни:

– Дядя Уильям, идите сюда!

Это был Муш. И вдруг Либкнехт заметил на лице друга выражение, какого он прежде никогда не видел: выражение мýки.

– Чем я могу тебе помочь, Мавр? Располагай мною! – торопливо произнес он. – Может быть, мне сходить за врачом?

Мавр сперва кивнул в знак согласия, но затем, сообразив что-то, махнул рукой. Чем заплатить врачу, когда в доме нет денег даже на лекарство? Он ответил, запинаясь:

– Подождем… еще один день…

Либкнехт взял руку друга в свои:

– Тебе незачем что-либо скрывать от меня, Мавр! – Хотя он прекрасно знал, что в кармане не наберется и шиллинга, он бодро добавил: – У меня полно мелочи. К тому же я могу забежать к Брауну, возможно, он мне даст что-нибудь в долг. Или… быть может, мне сходить к «Дядюшке» на Друри-лейн?

Но так как Мавр решительно покачал головой, Либкнехт больше не рискнул упоминать о ломбарде и, громко позвякивая медяками в кармане, спросил:

– Итак, что следует купить в первую очередь?

– Хлеба! – последовал ответ Мавра. – Картофель еще есть. Нет, молоко, пожалуй, важнее. – Мавр нахмурил брови. Как он мог забыть о самом важном только потому, что у него самого сосало под ложечкой! – Если бы хватило на молоко! Маленький Муш ужасно кашляет… Слышишь? Да и Франциске тоже молоко необходимо.

Мавр оставил своего гостя в прихожей и, чуть слышно ступая, вошел в спальню, поправил Эдгару подушку, откинул слипшиеся волосы со лба.

– Пусть он войдет! Я хочу поиграть! Дядя Уиль… – Маленький Муш снова надсадно закашлялся.

– Нельзя, Муш! Потерпи, будь храбрым, маленький Тиль! Когда ты говоришь, ты щекочешь глотку и выманиваешь кашель. А нам надо победить этот злой кашель, великий полководец Муш!

Мавр заставил себя говорить обычным веселым и ласковым голосом, и Муш мгновенно послушался. Он вытянул ножки под одеялом, приложил руку ко лбу и отрапортовал:

– Слушаюсь, полковник Чарли! – Затем откинулся на подушку, пытаясь улыбнуться отцу. – Злой кашель мы обратим в бегство, – добавил он храбро. И сразу же тяжко закашлялся. Грудь его ходила ходуном.

Мавр обнял ребенка и понемногу успокоил. При этом он озабоченно смотрел на Женни. Она поблагодарила его взглядом. Мавр подошел к ее постели.

– Ты должна признать, что я отличная сиделка! – сказал он.

Женни кивнула.

– Принеси мне Франциску. Она все время плачет.

Вновь укладывая малышку в колыбель, Мавр вспомнил о Либкнехте, который все еще разговаривал с Лаурой в прихожей.

– Отпусти Лауру на часок с дядей Уильямом. Пусть подышит свежим воздухом, – предложила Женни. – Да и тебе бы лучше уйти в библиотеку. Прогулка не повредит.

Однако Мавр отказался:

– Ты обо мне не беспокойся, любимая! На сей раз я здоров. Кнаккрюгге уже разделался со своим гриппом. Он стоит как скала. Я уж вас выхожу!

Его глаза сияли такой уверенностью, что Женни облегченно откинулась на подушки.

В прихожей Мавр помог Лауре одеться, как умел завязал ленты и сказал Либкнехту:

– Очень ветрено, дорогие мои! Будьте осторожны. Идите лучше теми улицами, где меньше дует. И принесите молока, а если сможете, то и хлеба. Если бы ты каждый день навещал нас, Уильям, мне было бы спокойней. Да, чуть не забыл! – Он достал письмо: – А это отошли, пожалуйста. Марка у тебя найдется?

Либкнехт кивнул:

– Найдется! – А сам озабоченно подумал: «Если я истрачу на марку свои пенни, то уж на хлеб и молоко, пожалуй, не хватит». Но для отвода глаз он бодро позвякивал мелочью в кармане пальто.

Мавр с улыбкой выпроводил их за дверь, затем, быстро вернувшись, принес Лауре рукавички.

– Voilà, Лерхен. Очень холодно!

Когда они ушли, Мавр еще немного постоял в темной и пустой прихожей.

•

Ветер дул в спину. Несмотря на холод, Лаура была рада, что наконец-то выбралась на свежий воздух.

– Не разговаривай! – заботливо напомнил Либкнехт.

– А у тебя есть деньги, дядя Уильям? Хорошо бы купить немного сала. Или мяса. Мавр уже три дня подряд варит картофельный суп. Может быть, он ничего другого не умеет, дядя Уильям? – поделилась она своей догадкой.