Маунтолив - [93]

Шрифт
Интервал

«Конечно же, я надену мундир», — сказал он мрачно.

«Я набросаю aide-meeemoire».

«Было бы неплохо».

«Займусь этим через полчаса».

«Благодарю вас. И еще, я хотел бы взять с собой Донкина. Он знает арабский куда лучше моего и мог бы вести своего рода протокол, а потом мы сможем дать в Лондон полный отчет об этой встрече. Пошлете его ко мне, когда он ознакомится с сутью дела. Благодарю вас».

Все следующее утро он слонялся по кабинету, перекладывал с места на место бумаги, понуждая себя сесть за работу. В полдень явился моложавый бородатый Донкин с уже отпечатанной aide-meeemoire и свежей новостью — Маунтоливу назначено на завтра, на двенадцать тридцать. Из-за мелких нервических черт лица и водянистых глаз Донкин казался еще моложе, чем был, и козлиная его бородка выглядела маскарадным излишеством. Он принял предложенную сигарету и стал курить ее быстро, не затягиваясь, как школьница.

«Итак, — с улыбкой сказал Маунтолив, — жду ваших соображений по поводу будущего нашего демарша. Эррол объяснил вам?»

«Так точно, сэр».

«И что вы думаете по поводу сего… решительного официального протеста?»

Донкин глубоко вздохнул и произнес раздумчиво:

«Сомневаюсь, чтобы вам удалось добиться от них в скором времени хоть сколь-нибудь решительных действий, сэр. Король болеет, а потому в правительстве сплошь разброд и шатание, у них и собственных проблем хватает. Все они боятся друг друга и тянут в разные стороны. Я уверен, что Hyp согласится с вами и попытается заставить Мемлика действовать согласно вашему заявлению… но… — Он втянул задумчиво губы с сигаретой вместе. — Я не знаю. Вы же представляете себе Мемлика. Он ненавидит британцев».

У Маунтолива, совершенно для него неожиданно, стало улучшаться настроение.

«Бог ты мой, — сказал он, — а я ведь даже и не пытался взглянуть на ситуацию в этом ракурсе. Но они же не могут просто проигнорировать нашу ноту. В конце концов, мальчик мой, это же просто завуалированная угроза».

«Я знаю, сэр».

«Я, честно говоря, просто не вижу, каким образом они смогут ее проигнорировать».

«Ну, сэр, в данный момент жизнь короля висит на волоске. Он может, допустим, умереть сегодня же ночью. В Диване он не появлялся уже около шести месяцев. Сейчас все друг за другом следят, всплыли старые распри, да и новых хватает с избытком. Если он умрет, расстановка сил изменится совершенно, и все об этом знают. И прежде всех — Hyp. Кстати, до меня дошли слухи, что они с Мемликом не разговаривают. Был какой-то весьма серьезный инцидент со взятками, которые Мемлик берет с просителей».

«А сам Hyp не берет взяток?»

Донкин улыбнулся едва заметной сардонической улыбкой и покачал головой медленно, с явным сомнением.

«Не знаю, сэр, — сказал он просто, — подозреваю, что все они берут и не брать не могут. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Однако на месте Хознани я попытался бы по крайней мере застопорить ход дела, дав Мемлику солидную взятку. Он до взяток настолько жаден, что стал уже… именем в Египте почти нарицательным».

Маунтолив изо всех сил попытался нахмуриться.

«Надеюсь, что вы ошибаетесь, — сказал он. — Поскольку правительство Его Величества намерено добиться в данном случае конкретных результатов, и я постараюсь добиться того же. Как бы то ни было, поживем — увидим, не так ли?»

Донкин о чем-то все думал, хмурился молча. Посидев еще немного, он докурил и встал. Сказал осторожно:

«Из услышанного мною от Эррола я сделал вывод: Хознани знает, что игру его мы раскрыли. Если это так, почему он не свернул ее и сам не скрылся? Очевидно, он просчитал возможные варианты наших дальнейших действий, так? Раз он не стал суетиться, значит, уверен в том, что в случае чего сможет каким-то образом держать Мемлика в узде. Я всего лишь думаю вслух, сэр».

Маунтолив долго глядел на него, широко открыв глаза. Он все пытался задавить в себе возникшее внезапно, как ему казалось, почти предательское чувство оптимизма.

«Более чем интересно, — сказал он наконец. — Признаюсь, мне это и в голову не приходило».

«Лично я вообще не стал бы впутывать в это дело египтян, — коварно продолжал Донкин. Он явно был из тех, кто подкладывал в школе кнопки учителю на стул. — Хотя, конечно, не мое дело рассуждать о подобных вещах. Мне кажется, у бригадира Маскелина есть самые разнообразные способы улаживать подобные недоразумения. На мой взгляд, было бы много надежней и проще оставить дипломатические каналы побоку и просто-напросто дать нужному человеку немного денег — и Хознани умрет. Это будет стоить не более сотни фунтов».

«Ну что же, большое вам спасибо, — негромко сказал Маунтолив; оптимизм его как-то сразу весь улетучился, уступив место темному водовороту полуосознанных чувств, о которых он, по наивности своей, и вовсе уж собрался позабыть, — Благодарю вас, Донкин». — (Донкин, подумал он злобно, как только начинает говорить о кинжалах и яде, становится ужасно похож на молодого Ленина. Легко убить человека чужими руками и по чужому приказу, будучи третьим секретарем.)

Оставшись один, он принялся вышагивать по зеленому ковру, балансируя на грани весьма противоречивых чувств. По левую руку стояла надежда, по правую — отчаяние. Что бы теперь ни случилось, изменить уже ничего нельзя. Ему и впрямь придется действовать, и результаты этих действий судить согласно обычным человеческим меркам бессмысленно. Кто-нибудь из древних наверняка уже разродился по данному поводу философской сентенцией. Лег он в ту ночь очень поздно, крутил на граммофоне любимые пластинки и пил много больше обычного. Время от времени он садился за письменный, в георгианском стиле стол и заносил над чистым листом бумаги — с гербом, как положено, — ручку.


Еще от автора Лоренс Даррелл
Александрийский квартет

Четыре части романа-тетралогии «Александрийский квартет» не зря носят имена своих главных героев. Читатель может посмотреть на одни и те же события – жизнь египетской Александрии до и во время Второй мировой войны – глазами совершенно разных людей. Закат колониализма, антибританский бунт, политическая и частная жизнь – явления и люди становятся намного понятнее, когда можно увидеть их под разными углами. Сам автор называл тетралогию экспериментом по исследованию континуума и субъектно-объектных связей на материале современной любви. Текст данного издания был переработан переводчиком В.


Горькие лимоны

Произведения выдающегося английского писателя XX века Лоренса Даррела, такие как "Бунт Афродиты", «Александрийский квартет», "Авиньонский квинтет", завоевали широкую популярность у российских читателей.Книга "Горькие лимоны" представляет собой замечательный образец столь традиционной в английской литературе путевой прозы. Главный герой романа — остров Кипр.Забавные сюжеты, колоритные типажи, великолепные пейзажи — и все это окрашено неповторимой интонацией и совершенно особым виденьем, присущим Даррелу.


Жюстин

Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1913-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Время расставило все на свои места.Первый роман квартета, «Жюстин» (1957), — это первый и необратимый шаг в лабиринт человеческих чувств, логики и неписаных, но неукоснительных законов бытия.


Рассказы из сборника «Sauve qui peut»

«Если вы сочтете… что все проблемы, с которыми нам пришлось столкнуться в нашем посольстве в Вульгарии, носили сугубо политический характер, вы СОВЕРШИТЕ ГРУБЕЙШУЮ ОШИБКУ. В отличие от войны Алой и Белой Розы, жизнь дипломата сумбурна и непредсказуема; в сущности, как однажды чуть было не заметил Пуанкаре, с ее исключительным разнообразием может сравниться лишь ее бессмысленность. Возможно, поэтому у нас столько тем для разговоров: чего только нам, дипломатам, не пришлось пережить!».


Клеа

Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1912-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана. Четвертый роман квартета, «Клеа»(1960) — это развитие и завершение истории, изложенной в разных ракурсах в «Жюстин», «Бальтазаре» и «Маунтоливе».


Бальтазар

Дипломат, учитель, британский пресс-атташе и шпион в Александрии Египетской, старший брат писателя-анималиста Джеральда Даррела, Лоренс Даррел (1912-1990) стал всемирно известен после выхода в свет «Александрийского квартета», разделившего англоязычную критику на два лагеря: первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в ней литературного шарлатана. Второй роман квартета — «Бальтазар» (1958) только подлил масла в огонь, разрушив у читателей и критиков впечатление, что они что-то поняли в «Жюстин».


Рекомендуем почитать
Контуры и силуэты

ББК 84.445 Д87 Дышленко Б.И. Контуры и силуэты. — СПб.: Издательство ДЕАН, 2002. — 256 с. «…и всеобщая паника, сметающая ряды театральных кресел, и красный луч лазерного прицела, разрезающий фиолетовый пар, и паника на площади, в завихрении вокруг гранитного столба, и воздетые руки пророков над обезумевшей от страха толпой, разинутые в беззвучном крике рты искаженных ужасом лиц, и кровь и мигалки патрульных машин, говорящее что-то лицо комментатора, темные медленно шевелящиеся клубки, рвущихся в улицы, топчущих друг друга людей, и общий план через резкий крест черного ангела на бурлящую площадь, рассеченную бледными молниями трассирующих очередей.» ISBN 5-93630-142-7 © Дышленко Б.И., 2002 © Издательство ДЕАН, 2002.


Параметрическая локализация Абсолюта

Вам знакомо выражение «Учёные выяснили»? И это вовсе не смешно! Они действительно постоянно выясняют и открывают, да такое, что диву даёшься. Вот и в этой книге описано одно из грандиозных открытий видного белорусского учёного Валентина Валентиновича: его истоки и невероятные последствия, оказавшие влияние на весь наш жизненный уклад. Как всё начиналось и к чему всё пришло. Чего мы вообще хотим?


Ограбление по-беларуски

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наклонная плоскость

Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».


День длиною в 10 лет

Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жюстина

Замечательный роман на вечную тему — роман о любви. Блистательная «Жюстина» Лоренса Даррелла, не случайно названная так же, как и нашумевший в свое время роман маркиза де Сада: чувства в нем столь же изысканы, экзотичны, и он не менее глубок психологически и философски.Можно только позавидовать читателям, которые впервые откроют для себя волшебный мир этого автора.