Маугли - [35]

Новые панталоны, носки со скрипом, башмаки, деньги, лак на ногти, таблетка виагры в кармане, Пьер Карден духи, и в завершение туалета - шелковая летняя рубашка от Поля Мориа.

Я накинул легкую рубашку, и почувствовал, что коня на плечи пригласил.

Не легкокрылого Пегаса, друга Пушкина, а тяжеловоза со стотонными копытами и мордой зебры.

Конь обхватил мои плечи и талию зубами и копытами, ржал, призывал ядовитых змей, и змеи приползи - боль и ужас разрывали моё тело, словно я крутил любовь с африканским колдуном вуду.

Я вспомнил рассказ Ирины о прыщиках на лобке, но не отождествлял себя с прыщиком, а более - с пиццей хат.

Моё тело в зеркальном отображении пылало, представляло собой один огромный прыщ, красный, как светофор на Кутузовском Проспекте.

Тело сгорело до последней капельки ожога - ошибка за долгое пребывание на Солнце с Ириной.

Кожа лопалась, лилово-сизая багровая, с вулканами и кратерами язв.

Даже взгляд на кожу вызывал нестерпимую боль, словно мне по затылку водили серпом и наковальней с кузнецом Вакулой.

Пришли видения, но не алкогольного характера, а болезненные, венерические с феями и бородатыми гномами.

"Не влезаете в мешок, мохнатый барин?" - бородатый гном пытал меня каленым железом в мошонку, голос его осип от усердия, зеленые шоры сползли на колени, как у налогового инспектора по району "Перово"!

"Он хорошенький, премиленький, как сосновая шишка после трех лет маринада, - голос из норы помогал моему телу - так белорусский пограничник пропускает через границу груз с гуманитарной арабской взрывчаткой. - Худой, но генеральские погоны на плечах, а нос длинный, королевский.

У королевских особ длинные носы, но не курносые, потому что курносость - оскорбление Парижского двора, а навесочки, армяки и грузинские блюда с сулугуни - подарок, равный мешку пшеницы для коня в тайге.

Наваляйте ему по второе число, но не оставляйте с припухшей верней губой - она ему пойдет на пользу, потому что угодна для чаепития, а китайский чай на распухшую губу кого хочешь в фельдмаршалы произведет".

Видения уходили, и я с ужасом ждал Ирину, вьющуюся, напомаженную, готовую к ночным прогулкам в нижнем белье и без него.

Она пришла, поющая, волнующая, прекрасная в понятой наготе под тонким платьем и с белыми ногами индейки.

Я не сказал ни да, ни нет, но разгоревшаяся Ирина заключила меня в объятия и сжала так, что орешки моей мошонки превратились в горошины, и я растаял от боли, как черный снег в Челябинске тает от порывистых ветров из Малайзии.

Боль от пожатий Ирины взбесила меня, взорвала тысячью новогодних фонтанов.

Я не в силах терпеть боль сожженного тела - взвыл, заплакал, бесился, стучал копытами, кусался, царапался чертом Иерихонским.

"Ирина, Ирина, горе мое с промежностью и молочными железами, - я кричал, бился в истерике, жевал корку лимона для успокоения. - Ты нарочно сожгла меня на пляже, превратила в сухарь.

Спасибо льстецам из Нижегородского фонда защиты ежей - ради них я назову тебя спасительницей лягушек, но никак не моей женой, потому что решительно название жена для обугленного мужа не подходит, как помощнику Президента не нравятся новые войлочные ботинки "прощай, молодость".

Вы видите, как под коркой обугленного моего тела умирает наша коварная любовь и ваши мечты на счастливое замужество с мужем водовозом очкариком третьей степени.

Заприте свою промежность на замок, и не пускайте в неё обгоревших мужчин, а загоревших ловеласов - тем более не пускайте, ибо все войны от загорелых мужчин, и все инфляции от пяток загорелых жиголо.

Вы познали меня, почти девственником, и поступок ваш завтра опубликуют в ютубе, где вы соблазняете меня, а я похож на красную свеклу, срисованную с глобуса.

Известно полицейским и балеринам, а балеронам - подавно, что средства производства в детстве каждого человека играют не столь значительную роль, как памперсы у стариков инвалидов.

Кашляйте красноречиво, и ваш кашель, может быть, соскребет с меня часть боли с чешуйками мертвой кожи.

Посмотрите, как глубоко я засунул себе в заднепроходное отверстие ртутный термометр для измерения температуры тела - так пингвины засовывают клюв друг дружке под крыло.

В уголках глаз моих вышла дурная кровь с гноем, а дыхание похоже на миазмы собаки Баскервилей.

Если я вытру пот рушником, то ваша нагота, и моя боль войдут в резонанс, отчего глаза мои выскочат в сильнейшем беспокойстве, ягодицы задрожат, а слезы прожгут дыру в половицах.

Вы когда-нибудь давили грудь подруге?

Пусть девушка ваша скромница, груди у неё маленькие, балериньи, но претендуют на отчаянную жизнь с золотопромышленниками.

Надавите девушке на несовершенную грудь и сразу почувствуете себя средневековым инквизитором в яловых желтых сапогах на рыбьем меху.

Девушка с продавленной грудью одарит вас воровским взглядом, ненадолго впадет в обморок, а когда выйдет из забытья, расскажет вам тайну клада с золотыми монетами.

Вы удивитесь откровению, раскроете очи, но напрасно, ах, как напрасно, ибо в ту же минуту в раскрытые ваши очи вспрыснется яд под давлением сто атмосфер.

Боль! Фантастическая боль от обгорания на пляже и по Вашей вине - разрывает мою кожу и не зовет к утехам.