Маттерхорн - [188]

Он думал о джунглях, вновь вырастающих вокруг, чтобы прикрыть шрамы, которые они нанесли. Он думал о тигре, убивающем, чтобы есть. Зло ли это? А муравьи? Они ведь убивают. Нет, джунгли – не зло. Они бесстрастны. И таков весь мир. Следовательно, зло должно быть отрицанием чего-то, что привнёс в этот мир человек. В конце концов, это оно заботится о том, что делает мир доступным для зла. Забота. А потом забота врётся на куски. Все умирают, но не всех это заботит.

Мелласу пришло в голову, что он может создать вероятность добра или зла через заботу. Что может свести на нет равнодушный мир. Но, поступив так, он сам раскроется для боли и будет наблюдать, как мир взорвётся. Его убийства в тот день не были бы злом, если б мёртвых солдат не любили их матери, сёстры, друзья, жёны. Меллас понял, что, разрушая ткань, связывавшую этих людей, он участвовал в злодеянии, но это же зло поразило и его. Ещё он понял, что его участие в злодеянии есть результат бытия человеком. Быть человеком – это он мог делать лучше всего. Без человека не было бы зла. Но не было бы и добра, не было бы ничего нравственного, поставленного над миром фактов. Люди в ответе за это всё. Он засмеялся космической шутке, но ему стало горько.

На следующее утро Меллас выполз из окопа, чтобы сделать обход периметра. Он двигался от окопа к окопу и шутил, стараясь поддержать ребят. Он отпустил шутку в адрес Шулера за то, что тот пытался ухватить пылающий фосфор голыми руками. Шулер показал ему средний палец, но был доволен, что Меллас оценил его жертву. Некоторые ребята уже вскрывали сухпайки небольшими консервными ножами, висевшими рядом в армейскими жетонами. Другие готовили кофе. Несколько человек рыли яму в стороне от окопов, чтобы откладывать в неё фекалии.

Вокруг Мелласа хребты и вершины ясно возвышались на фоне светлеющего неба. Джунгли в долине внизу ничем не отличались от джунглей, в которые он окунулся здесь впервые: молчаливые, серо-зелёные, одновременно и древние, и вечно юные. Но в них больше не было тайны. В них текут реки, которые он переходил вброд и в которых сражался. В них стоят холмы, подходы к которым и чьи контуры он изучил до мельчайших подробностей; растут бамбуковые чащи, которые, порубленные и поваленные, уже снова начинают подниматься. И в них есть тропа, которая уже начинает зарастать и скоро исчезнет совсем. Наступил ещё один обычный день в мире фактов. Но он был другим, потому что тайна уже была приоткрыта и Меллас смотрел на вещи по-другому.

Он остановился у КП справиться о Джексоне. Фитч сказал, что тот был ещё жив.

Четыре 'Фантома' проревели над вершиной, сотрясая рассвет шумом; заработала и артиллерия в долине к северо-западу. 'Это подготовка для 'Летящей обители-килоу', – пробурчал Фитч, не обращаясь ни к кому в особенности. Вскоре четыре вертолёта СН-46 показались в долине к северу. На КП все слушали частоту 'килоу' и слышали, как командир ведущего взвода доложил, что зона высадки десанта свободна от противника.

– Гуки улепётывают, – объявил Поллак. Все улыбнулись. Меллас, тем не менее, догадался, что задача 'кило' будет состоять в том, чтобы оседлать пути отхода. Дел у них окажется невпроворот.

К ним присоединился Хок, и Фитч пустил свой кофе по кругу. Они решили устроить новую зону высадки между Маттерхорном и Вертолётной горой, подальше от глаз наблюдателей СВА, чтобы эвакуировать ходячих раненых, таких как Меллас. Меллас передал взвод Шулеру, ему помогли спуститься на новую площадку, где он и свалился.

Он лежал там в полузабытьи. В его мозгу проплывала Анна, и он просыпался, чтобы почувствовать невидимое солнце на лице или прохладный туман – и пустоту и тоску по ней, каких никогда не испытывал. Но он понимал, что бесполезно мечтать о том, чтобы восстановить отношения, то есть в любом случае, впереди предстояли ещё целые месяцы. Есть в Сиднее белые девушки. Круглоглазые. Может быть, он отправится в глушь. Не тихую ферму с овцами. Может быть, он там влюбится. Может быть, спасёт свой глаз. Всё казалось частью круга, когда он смотрел в серую пустоту над собой и слышал плеск далёких волн на тёплом берегу, чувствовал, как солнце поднимает вверх его тело, подобно испаряющейся дождевой воде.

Потом он вспомнил о мече Ванкувера, который до сих пор оставался в блиндаже КП на Вертолётной горе. Для верности он взял с собой двоих ходячих раненых.

В маленьком блиндаже Стивенс стоял на дежурстве. Рабочая команда как раз заканчивала блиндаж побольше для группы КП. Меллас видел, как полковник и Третий разговаривают с Бэйнфордом, поглядывая на что-то к северу, развернув карты. Он кивнул Стивенсу во мрак, пробрался в угол и вытащил меч.

– Это твоё, Меллас? – с удивлением спросил Стивенс.

Меллас долго смотрел на него. 'Я не знаю, – наконец, сказал он. – Я на самом деле не знаю'.

– Угу. Тогда ладно, – сказал Стивенс. – Вы, парни, вчера проделали нелёгкую работу.

Глядя на Стивенса одним глазом, Меллас подумал, что принимал способность видеть за что-то само собой разумеющееся. Теперь же одним глазом он видел Стивенса по-другому. Он не мог сердиться на Стивенса за замечание. Стивенс был просто Стивенсом, винтиком в механизме, и старался быть любезным. И Меллас был просто Мелласом, другим винтиком, и решил не злиться. Ему не очень нравилось быть винтиком, но так уж вышло. Он улыбнулся своему внутреннему диалогу. 'Спасибо', – сказал Меллас.