Матрос с «Бремена» - [28]

Энн медленно — ведь она уже совсем немолодая леди — пошла по вестибюлю открыть Сюзн входную дверь.

Памятник

— На кой черт мне сдался его личный запас?! — заявил Макмагон — твердо, убежденно; подышал на стакан, осторожно его вытер. — У меня свое мнение о его личном запасе.

Мистер Гриммет с печальным видом сидел у стойки на высоком стуле, а Тезинг лишь пожимал плечами, как продавец, который еще не отказывается окончательно от намерения навязать свой товар, а лишь переходит на более удобную позицию для новой атаки. Макмагон поднял к свету еще один стакан своими чистыми, холеными пальцами бармена, старательно вытер его с самым серьезным и решительным видом и густо покраснел до корней волос, включая и лысую лужайку на голове, — ее не скрывала густо напомаженная прическа.

У бара, в передней части ресторана, никого не было. Сейчас, в три часа дня, в глубине зала о чем-то спорили трое официантов. Каждый день, ровно в три, в этом укромном уголке собирались трое официантов, чтобы кое о чем поспорить.

— Фашизм, — говорил один, — это репетиция накануне открытия большого кладбища.

— Ты где вычитал эту фразу? — поинтересовался второй.

— Какое тебе дело? Вычитал где вкуснее, и все тут.

— Ты же итальянец, — обратился третий официант к первому. — Вшивый итальяшка!

— Эй, вы там! — резко обернувшись, крикнул ссорящимся официантам Тезинг. — Приберегите-ка подобные дискуссии для дома! Здесь вам ресторан, а не «Мэдисонсквер гарден». — И снова стал с интересом наблюдать, как Макмагон ловко вытирает, натирает до блеска стаканы. — Однако многие лучшие бары в городе, — сменил он тон на вкрадчивый, мелодичный, — находят применение нашим личным запасам.

— Многие лучшие бары в городе, — подхватил Макмагон, заработав еще энергичнее полотенцем, — давно стоит превратить в школы верховой езды.

— Смешно! — Тезинг засмеялся вполне естественно, без натуги. — Очень смешно, правда, мистер Гриммет?

— Послушай, Билли, — Гриммет подался вперед и не обращал никакого внимания на Тезинга, — нужно прислушиваться к разумным суждениям. Если ты смешиваешь напиток, кто определит цену ячменя — его составной части? В этом и заключается высший класс для всех коктейлей в мире.

Макмагон промолчал: щеки его еще гуще покраснели, не отставала и лысина на голове. Перевернув стаканы вверх дном, он ставил их на жестяную стойку со звонким треньканьем, которое передавалось выстроившимся рядами на полках чистым стаканам, и эти мелодичные звуки разносились по всему пустому ресторану.

Небольшого роста, полный, крепко сбитый, бармен перемещался за своей стойкой заранее рассчитанными, точными движениями и в такой своеобразной манере, что любой, наблюдающий за ним в эту минуту, мог бы определить, в каком он сейчас пребывает настроении: весел, печален, мрачен, угрюм или чем-то взволнован и расстроен. Все это сразу было видно и по тому, как он смешивает напиток или ставит стакан на стойку.

Сейчас, в эту минуту, он сердит — и мистер Гриммет это отлично чувствовал. Ссоры с ним он не хотел, но нужно было спасать деньги. Словно в салюте он протянул руку к Тезингу.

— Скажи мне правду, Тезинг, — медленно произнес он. — Неужели твой личный запас настолько не годен?

— Ну, многим нравится, — так же медленно ответил Тезинг. — Превосходен как компонент для смешанного продукта.

— Годится только для полировки! — заявил Макмагон, оглядывая свои полки. — Особенно хорош в качестве проявителя.

Тезинг засмеялся — он всегда так смеялся от девяти утра до шести вечера.

— Очень остроумно! — похвалил он. — Какой у нас потрясающе остроумный бармен!

Макмагон, резко повернувшись на каблуках, посмотрел на него, слегка опустив голову на грудь.

— Я тебя не обманываю, — возразил Тезинг, — все честно.

— Вот что я хочу сказать тебе, Макмагон, — подхватил Гриммет, глядя ему прямо в глаза. — На нашем личном запасе можно сэкономить по семь долларов на ящике.

Макмагон начал вдруг насвистывать всем знакомую мелодию — теноровую партию из «Паяцев», — вперив взгляд в потолок и машинально вытирая стаканы. Мистеру Гриммету очень хотелось в эту минуту его уволить, и он вдруг вспомнил, что, по крайней мере, не реже чем дважды в месяц у него возникало такое желание, и довольно сильное.

— Прекрати свистеть, — вежливо обратился он к нему. — Мы здесь обсуждаем серьезные дела.

Макмагон свистеть прекратил, но все равно мистеру Гриммету очень хотелось сейчас его уволить — дать пинка под зад.

— Времена нынче хорошими не назовешь, — снова начал мистер Гриммет ласково, убедительно, испытывая горячую ненависть к себе самому из-за выбранной тактики: какого черта он тут ломается перед своим же служащим? — Запомни, Макмагон, — президента Кулиджа давно нет в Белом доме. Я последний человек в мире, который способен себя скомпрометировать в отношении качества напитков, но нельзя забывать, что мы люди деловые и к тому же сейчас на дворе тридцать восьмой год.

— Личный запас Тезинга, — равнодушно сказал Макмагон, — способен навсегда испортить желудок здоровой лошади.

— Муссолини! — донесся до них возбужденный голос первого официанта из глубины ресторана. — Каждый день, когда иду по Бродвею, — встречаю там сорок пять актеров, которые куда лучше сыграли бы его роль.