Матрица смерти - [13]

Юрчик спустился не скоро. У него были больные ноги, скрюченные артритом. Наконец, я услышал звук его шагов в коридоре. Шаркая, он подошел к двери. Когда он увидел меня, морщинистое лицо его расплылось в улыбке.

— Мистер Маклауд, как приятно видеть вас снова. Вы сказали, что были больны. Мы все очень за вас переживали.

— Мне сейчас намного лучше. Я просто... переутомился. Ничего серьезного.

— Ну-ну, рад это слышать. Входите, не стойте на холоде.

Я вошел, осторожно закрыв за собой дверь. Подозрительно взглянул на ступеньки и тускло освещенную площадку — полная тишина, никакого движения. Все же я никак не мог побороть душевный дискомфорт.

Юрчик поднялся по ступеням, а потом по короткому маршу спустился в библиотеку. Шел он медленно, и я шагал рядом, стараясь приноровиться к его шаркающей походке. За это время я успел разглядеть покрытые пылью картины, висящие на стенах. Создавалось впечатление, что дом десятилетиями стоял нетронутым, как будто не желая расставаться со своими старинными секретами. Толстый ковер заглушал наши шаги. Он был тускло-красного цвета и выглядел таким же старым, как и сам дом. Я напрягал слух, стараясь услышать звуки с верхнего этажа или из-за деревянных панелей на стенах. Все было тихо. Юрчик открыл дверь в библиотеку, и мы вошли.

Он сел за маленький стол, и я поставил стул рядом. В библиотеке никого не было. Свет в лампах приглушен. Огни на улице постепенно гасли. Я начал извиняться за то, что в последнее свое посещение ушел так поспешно, оставив свет невыключенным, а книги — разбросанными на столе. Его глаза за толстыми стеклами очков уставились на меня в недоумении. Прядь седых волос упала на лоб, и он отвел ее на место.

— Простите, — сказал он, — я не понимаю. Вы явно ошибаетесь. Я был здесь после вас в понедельник вечером. Свет был выключен. А книги стояли на полках, на своих местах. Все в полном порядке. Все на месте. Я даже и не знал, что вы побывали здесь накануне.

— Но... Этого не может быть, — забормотал я, считая, что это он ошибся. — Я был здесь двадцать третьего ноября. Я это помню совершенно отчетливо. Из комнаты я выскочил второпях. И только потом вспомнил, что не выключил свет и не положил на место книги, которыми пользовался. Возможно... Возможно, кто-то был здесь в понедельник и привел все в порядок. Кто-то из Братства.

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Это не так. В выходные сюда никто не приходил. Разве вы не помните, что у нас было собрание в Глазго? Мы думали, что и вы там будете. Сюда никто не мог придти. Поверьте. Никто.

Голова у меня шла кругом. Может быть, все, что случилось тогда, — лишь плод моего воображения? Всему виной перенапряжение? Но потом я вспомнил о книге в своем портфеле — причине моего визита. Как бы она там оказалась, если бы я не принес ее с собой в ту ночь? Я открыл портфель. Книга лежала там, как ни в чем не бывало. Я положит ее на стол перед Юрчиком.

— Прошу прощения, — извинился я, — но когда я уходил, то, должно быть, по ошибке сунул эту книгу в портфель. Она мне попалась на глаза только сегодня, когда я распаковывал свои бумаги. Сознаю, что вы, должно быть, волновались из-за пропажи. Книга эта, вероятно, очень ценная.

Он взял книгу.

— На ней нет библиотечного штампа, — сказал он. — Если она библиотечная, на корешке должен быть ярлык.

— Я нашел ее вон там, — показал я. — На втором стеллаже. Она стояла за другими книгами, застряла в зазоре между стеной и полкой.

Он нахмурился и открыл книгу. Как только взгляд его упал на титульный лист, выражение лица его изменилось. Щеки его, обычно бледные, стали пепельно-серыми. В посветлевших глазах вспыхнула смесь гнева и страха. Он сделал глубокий вдох и сжал челюсти. Затем захлопнул книгу и отбросил ее от себя. Он уставился на стол, стараясь, по всей видимости, взять себя в руки. Когда, наконец, он поднял глаза, в них плескалось бешенство. Голос его совершенно изменился: в нем звучало холодное обвинение.

— Вы должны сказать мне правду, — проговорил он. — Где вы отыскали эту книгу? Здесь вы ее найти не могли. Откуда вы ее взяли?

Такая резкая перемена в поведении старика испугала и расстроила меня. Заикаясь, я пробормотал, что сказал ему чистую правду, и что книга лежала именно там, где я сказал, под слоем пыли.

— Этого не может быть, — ответил он. — Здесь никогда не было ни одного экземпляра этой книги. И даже если бы она и хранилась здесь, ее никогда бы не оставили на открытом доступе. Такие вещи недопустимы. Я считаю вас лжецом, мистер Маклауд. Возможно, вы даже хуже, чем лжец. Прошу вас немедленно удалиться. И возьмите... это с собой.

Он указал на книгу, но не дотронулся до нее. Шокированный и смущенный, я послушно взял книгу и бросил в портфель.

— Возьмите ее и убирайтесь, — продолжал Юрчик. — И никогда больше не возвращайтесь. Отныне вход вам сюда закрыт.

Я не мог выдавить из себя ни слова. Протестовать? Что-либо отрицать? Сознавая полную свою невиновность, но понятия не имея, что за преступление я совершил и в чем меня обвиняют, какие слова мог я найти в свою защиту? Я неуклюже поднялся, опрокинув стул, на котором сидел. Схватив все еще открытый портфель, направился к двери и поспешил по коридору. Юрчик, хромая, пошел следом, вероятно, из опасения, что я могу где-нибудь по дороге оставить, спрятать книгу.