Матриархия - [80]

- Молоточек... - пробормотал Рифат. - Я тебя только одним ухом слышу.

- А не болит? - поинтересовался Вениамин.

- К черту... Болит, не болит. Валим уже отсюда.

Дверь захлопнулась, но не до конца. В щель попадали лучи, но вот сейчас их на мгновение затмила тень.

Мы смолкли, как по команде. Вениамин прикрыл Ритке рот ладонью, и девчушка не выразила недовольства. Так, потрепыхалась для виду, пискнула, и сразу затихла, когда я приложил палец к губам.

Мелькнула еще одна тень. И еще.

Я вспомнил то ночное шествие, когда я стоял и смотрел, как мимо нас течет поток.

Опять тени.

Идут, но - кто? Хотя нам и неважно. Девяносто девять процентов того, что незнакомцы не будут настроены к нам дружелюбно, значит, нужно ждать.

И что за самолеты? У меня почему-то, не было ощущения, что их отправило на зачистку территорий, например, правительство.

Я уже хотел задать целую кучу вопросов Вениамину, но приходилось молчать.

Рифат подполз к щели, на его лицо упал свет, и каждый волосок бороды подсветился. Рифат же напряжено вглядывался в щель, между дверью и косяком.

«Что там?», - одними губами спросил я. Рифат поглядел как будто сквозь меня, и снова отвернулся. Вениамин продолжал закрывать рот Ритке, и даже в сумраке было видно, как побледнело личико, до синевы прямо.

Тогда я пополз к Рифату. Он так и глядел, неотрывно.

И вот уже и я смотрю. Прижался к нему боком, щеки соприкасаются. Из-за щетины немного щёкотно.

Оборванные бабы. Идут, как одна. Как будто то же самое шествие, но... нет. Они более потрепанные. Они побитые, истерзанные, как будто каждая перенесла групповое изнасилование. Бабки ковыляют, плетутся девочки-подростки, кто в халатах, кто в ночнушках, многие босиком. Вот одна упала на четвереньки и кашляет, кашляет... выплюнула черный сгусток.

Сестрицы текут мимо, даже не обращают внимания. Черные ноги, с варикозными сетками, с «неровностями» целлюлита, грязные, заскорузлые подошвы.

Головы будто обтянуты кожей. Голые груди болтаются бесполезными блинцами, из-под голубоватой кожи выпирают ребра.

Но идут женщины твердо, и веет от строя силой, решимостью. Так последний полк идет на верную смерть, шагает, но знает ради чего.

Они должны были учуять нас. Они, как я думал, реагируют на мужской запах. Но видимо, неделя, проведенная в канализационном тоннеле, не прошла зря, и едкая вонь перебила все запахи. А может, они и чувствовали нас, но у них была цель поважнее.

Позже мы как раз и выяснили, что это была за цель.

- Я тебе рассказывал...

- Т-с, - Рифат толкнул меня. Я отвалился от двери, припал к стене. Вениамин прищурился, отнимая ладонь от Риткиных губешек, девчушка тут же стала отплевываться.

- Они, - прошептал я. - Много.

Почему-то опять вспомнил про Ашота. Он конечно, уже мертвый. Ну а его родственнички? Поджарили его? И жирного братца, Вагана? Наверное, они уже и одного-другого человека из погреба разделали...

Погреб! Быстро в погреб!

Следом раздался гул - снова замолеты. Земля задрожала в такт. Женщины в общей массе продолжали идти, как ни в чем, ни бывало. Лишь некоторые останавливались и смотрели в небо, провожали самолеты долгими взглядами лиц, с печатью тлена.

Рифат что-то сказал. Его голос заглушил рев, а может и мои мысли.

Мы рванули к погребу. До этого я не знал, где он находится, не знал, почему нам так важно туда попасть. Ничего не знал.

Но вот ногти срывают крышку погреба, и темнота дышит сырым смрадом и паутиной, и мы спускаемся вниз, вниз по ступенькам. Кажется, что лечу. А я и могу полететь, стоит только немного напрячься.

Стоит только захотеть и каждый сможет полететь.

Это я придумал? Или нет?

Разве может человек что-то придумать?

Рев над головой. Гудит земля. Дом бросает из стороны в сторону, скрипят балки, лаги, оконные рамы ползут из стен: их замуровали когда-то давно, и теперь они хотят на волю.

Вот я падаю. И думаю, что в погребе могут быть женщины, они затаились в темноте и сидят.

А если тут и нет женщин, то точно есть мертвецы.

Может, я уже сам мертвец.

***

Айзек почесывал кончик носа. С людьми что-то такое происходит, с ЕГО людьми. Музыка на них уже не действует, так как раньше, но он был бы глупцом, если б заранее не предусмотрел это.

Концертами он набрал аудиторию, а теперь можно «петь» и без инструментального сопровождения.

Вот то, что сейчас напрягает: по-прежнему женщины, отток собственных людей, плохая дисциплина и... Сандро.

Устрицу можно в расчет не брать. Хотя Сандро прозрачно намекает, что мелкие стычки и недовольство в толпе сеет именно толстяк. Можно было бы его убрать, ведь что сейчас значит жизнь человека?

Но он собрал вокруг себя кружок. С виду они преданные служители общины, как и раньше. А на деле... Кто знает, что у них на уме?

Айзек потер лоб. Вот уже час он сидит и размышляет, в тишине. Самое лучшее, что принес с собой конец света - тишина. Не ревут машины, нет шумной пыли, люди и те разговаривают по-другому.

Хотя теперь есть треск автоматных очередей... Есть животные вопли.

Бомбардировка прошла нормально. Уже восьмая по счету. Кажется, что так можно достаточно быстро прикончить ВСЕХ женщин, но достали только каплю. Слишком уж сильна рассредоточенность. Тем более, сейчас они все меньше и меньше идут такими обширными группами, и не спят, где попало, как раньше.