— Да успокойся, Фелек, перестань. Ну чего ты хочешь?
О, Матиуш прекрасно видит: Фелек как почтовый крысенок. Он неспокоен, ему пора в дорогу.
И наступил тот страшный понедельник — последний. Уже с утра Фелек начал ругать фабрику, — эта паршивая собачья конура, где человек тратит здоровье и силы. У мастеров вместо мозгов — солома. Станки старые, а инструмент такой, что надо бросить его в голову фабриканту.
— Тоже выбрал себе фабрику, можно поздравить.
— Я тебя, Фелек, не принуждаю. Поищи себе другую работу.
— Если захочу, сам найду, без твоего разрешения.
Идут. Оба молчат.
Начался обычный фабричный понедельник. Матиуш встал к своему станку, а сам думает о сказке, которую вчера кончил.
«Прочитаю Фелеку, может быть, успокоится».
Потому что, как ему кажется, эта сказка должна смягчить самые черствые сердца. Когда Матиуш писал ее, он думал и о дикарях, и о молодом короле, и о товарищах по тюрьме.
И так стоит он и думает, а руки сами работают. И не видит Матиуш, не слышит, что рядом делается.
Пока вдруг не раздался крик Фелека:
— Пусть мастер сам работает! Думает, он меня купил. Очень я его боюсь!
И еще:
— Дурак! Старый осел! Болван!
И еще, и еще.
Фелек даже замахнулся на мастера. Матиуш подскочил, схватил Фелека за руку.
— Фелек, перестань, что ты делаешь?
И тут Фелек изо всей силы толкнул Матиуша.
— Боже!
— Остановите машину!
— Сорвите приводной ремень!
— Спасите!
Все продолжалось меньше минуты. Машину остановили. Матиуш лежал в луже крови.
— Жив…
— Доктора!..
Фелек стоит, смотрит, протирает глаза… Все отодвинулись от него. Никто не нарушает молчанье. Все ждут…
Но был там один старый рабочий. За тридцать лет работы многое он повидал. Он первый отважился громко сказать то, о чем думали все:
— Всё кончено…
Лежит Матиуш в больнице.
Положили его в отдельную палату.
Операция прошла благополучно. Матиуш пришел в сознание. Он пожал доктору руку, поблагодарил его за то, что может еще что-то сказать. Потом закрыл глаза, вспоминая, что еще должен сказать.
Он очень слаб. Задремал на несколько минут и снова очнулся:
— Принесите, пожалуйста, мою шкатулку.
Послали автомобиль в каморку Матиуша. Уже весь город знает, что Матиуш пришел в сознание, что есть надежда.
— Мы спасем Матиуша, — говорит доктор.
Привезли Матиушу шкатулку, где завернутые в зеленую папиросную бумагу лежали: раковинка, камешек, засохший листок салата, черный кусок сахару, фотография мамы, ее серьги и бриллиантовый перстень отца.
Матиуш доставал из шкатулки по очереди каждую вещь, внимательно смотрел на нее и клал обратно. И вдруг он улыбнулся.
Вскоре весь город знал, что Матиуш улыбнулся.
— Матиуш спит. Матиуш проснулся. Матиуш выпил молока.
Радуются дети, радуются доктора, радуется весь город.
— Матиуша опять лихорадит.
— Просит позвать Фелека.
Думали, что он забыл о Фелеке. Матиушу нужен покой. Как бы не разволновался, когда его увидит. Пусть Фелек будет где-нибудь поблизости, но к Матиушу его пока не пускать. Может быть, он о нем забудет.
Матиуш заснул. Но только открыл глаза, смотрит так, как будто ждет кого-то.
— Клю-Клю приехала?
Да, еще вчера. Как только телеграф принес страшную весть, Клю-Клю бросила все и на аэроплане, на корабле, на поезде, не теряя ни минуты, примчалась в столицу Матиуша.
И Матиуш, словно предчувствуя что-то, отчетливо проговорил:
— Позовите ко мне Клю-Клю и Фелека.
И вот они стоят на коленях у кровати Матиуша.
— Фелек, не огорчайся. Клю-Клю, это моя последняя просьба…
Тишина. Матиуш устал.
— Фелек, возьми этот перстень, А ты, Клю-Клю возьми эти серьги. Фелек, тебе трудно здесь жить… Поезжай с Клю-Клю, А когда вы вырастете…
Матиуш закашлялся. На его улыбающихся губах показалась кровь. Он прикрыл глаза и уже не открыл их больше.
И вскоре весь город знал, что Матиуш умер. Вся страна. Весь мир.
Похоронили Матиуша на необитаемом острове на вершине скалы. Але и Аля украсили могилу цветами. А над могилой поют канарейки.
