Матиас Шандор. Романы - [47]

Капитан, не теряя присутствия духа, приказал быстро положить руль под ветер, но яхта не успела ни изменить курса, ни пересечь канал достаточно быстро, чтобы избежать столкновения.

Действительно, трабаколо уже скользило по спусковой дорожке. Из-под носа его поднимался пар, вызванный трением, а корма уже окунулась в воду.

Вдруг из толпы зрителей выскакивает какой-то человек. Он хватает трос, висящий на носу трабаколо. Но тщетно старается он, упираясь в землю ногами, удержать трос в руках. Его не страшит мысль, что трабаколо может увлечь его за собою. Поблизости врыта в землю швартовая пушка. В мгновение ока неизвестный набрасывает на неё трос, который начинает медленно разматываться, а храбрец, рискуя попасть под него и быть раздавленным, сдерживает его со сверхчеловеческой силой. Это длится секунд десять.

Наконец трос лопнул. Но этих десяти секунд оказалось достаточно. Трабаколо погрузилось в воды залива, закачалось, как при килевой качке, и, устремясь в канал, прошло за кормой яхты на расстоянии на более фута и, наконец, было остановлено брошенным якорем.

Яхта была спасена.

А неизвестный, которому никто на успел помочь, — до того неожиданным оказался его поступок, — был не кто иной, как Матифу.

— Молодчина! Вот молодчина! — воскликнул Пескад, бросившись к товарищу; а тот схватил его на руки — на этот раз не для того, чтобы им жонглировать, а чтобы поцеловать, как он всегда целовал: до того крепко, что у человека перехватывало дыхание.

Тут со всех сторон раздались рукоплескания. Толпа обступила силача, а он держался скромно, как мифологический герой, совершивший двенадцать подвигов, и понять не мог, чем это так восторгаются люди.

Пять минут спустя яхта бросила якорь в середине гавани, и изящная шестивёсельная шлюпка доставила её владельца на набережную.

То был человек высокого роста, лет пятидесяти, с почти белыми волосами, с седеющей бородой, подстриженной на восточный лад. Лицо его, отличавшееся правильностью черт, слегка загорелое и всё ещё прекрасное, освещали большие, проницательные, на редкость живые глаза. С первого же взгляда на этого человека поражало то благородство, даже величие, которым веяло от всего его облика. Морской костюм — тёмно-синие брюки, такой же китель с металлическими пуговицами, чёрный пояс, перехватывавший талию, лёгкая коричневая полотняная шляпа — всё это было ему к лицу, и подо всем этим угадывалось могучее и безупречное телосложение, ещё не тронутое временем. По всему видно было, что это человек энергичный и могущественный.

Сойдя на берег, он сразу же направился к акробатам, которых окружала и приветствовала шумная толпа.

Люди расступились, давая приезжему дорогу.

Подойдя к Матифу, он не стал сразу же вынимать из кармана кошелёк, чтобы наградить силача щедрым подаянием. Нет! Он протянул великану руку и сказал по-итальянски:

— Благодарю вас, друг мой, за то, что вы сейчас сделали.

Матифу страшно смутился от неожиданной чести. Право, стоит ли говорить о таких пустяках!

— Нет, молодчина ты! Молодчина! — снова воскликнул Пескад, и в этом восторженном возгласе явственно прозвучал его провансальский акцент.

— Вы француз? — осведомился иностранец.

— Самый что ни на есть француз, — не без гордости ответил Пескад. — Из Южной Франции.

Иностранец посмотрел на них с искренней симпатией и заметным волнением. Нищета их была так очевидна, что сомневаться в ней не приходилось. Перед ним действительно стояли два бедных циркача, из коих один, рискуя собственной жизнью, оказал ему великую услугу: ведь столкновение трабаколо с яхтой могло повлечь за собою многочисленные жертвы.

— Прошу навестить меня на борту яхты, — сказал им незнакомец.

— А когда прикажете явиться, ваша светлость? — спросил Пескад с самым любезным поклоном, на какой он только был способен.

— Завтра утром, в первом часу.

— В первом часу, — повторил Пескад, в то время как Матифу в знак согласия лишь молча покачал своей огромной головой.

А толпа по-прежнему окружала героя дня. Его несомненно принялись бы качать, если бы вес его не устрашал даже самых решительных и крепких. Что касается Пескада, который всегда был себе на уме, то он решил не упускать счастливого случая и воспользоваться расположением окружающих. Поэтому, когда иностранец, ещё раз дружески поблагодарив силача, направился к набережной, Пескад весело и зазывно закричал:

— Господа! Сейчас начнётся схватка между Матифу и Пескадом! Входите, милостивые государи, входите! Платить только при выходе… А по желанию можно и при входе.

На этот раз призыв его возымел действие, и за паяцем последовало такое множество зрителей, какого он никогда и не видывал.

Представьте себе, — даже мест не хватило. Многим пришлось отказать! Пришлось возвращать деньги!

Между тем иностранец, пройдя несколько шагов по направлению к набережной, повстречался с девушкой, которая вместе с отцом присутствовала при спуске трабаколо.

Неподалёку шёл и юноша, бросившийся за нею вслед. На его поклон отец девушки ответил свысока, и это не ускользнуло от внимания иностранца.

Самому же иностранцу при виде этого господина еле удалось сдержать охватившее его чувство отвращения; его слегка передёрнуло, а в глазах блеснула ненависть.