Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [40]

Разница между афатиками и больными синдромом Туретта (СТ) состоит в том, что при СТ больные не утрачивают способности говорения, но время от времени непроизвольно включают в речь запрещённые к употреблению слова. Как и у нормальных людей, в их сознании прочно укрепляется убеждение, что определённые слова нельзя произносить вслух, но контролирующие способности утрачены ими, и запрещённые слова непреодолимо вырываются наружу, хотя больные и предпринимают усилия к тому, чтобы этого не случилось.

А поскольку больным необходимо привлекать внимание медперсонала, то им приходится делать это с помощью таких вот слов. В таком случае эти слова используются просто как сигналы, что вас поняли, с вами согласны или вам возражают и так далее, то есть инвективами они ни в коем случае уже не являются, но звучат именно как инвективы.

Это очень интересный факт, помогающий понять природу интересующих нас слов. В описываемых случаях инвективное сквернословие уже не является речью, оно утрачивает право называться словоупотреблением – и это при сохранении «тела знака» – определённого сочетания звуков. Эти сочетания звуков превращаются в своеобразные междометия, обращением к медперсоналу, но ни в коем случае не оскорблением. Врачи даже утверждают, что порой больному бывает стыдно за произносимые непристойности, он знаками показывает, что хочет сказать нечто совсем другое, но не может: только такое сочетание звуков оказывается ему доступным.

Из этого можно сделать очень важный вывод: интересующий нас словарь – едва ли не самое древнее приобретение человека, находящееся на самом дне хранилища словарного запаса, доказательство того, что человеческая речь родилась из нечленораздельных звуков, подобных рычанию животного.

24. Следующая функция – инвектива как искусство, процветающее в деклассированной среде. Объяснение здесь простое: при бедности словарного запаса именно непристойности выглядят чем-то ярким, привлекающим внимание. Отсюда появление целых инвективных пассажей вроде «малого» или «большого» «загиба Петра Великого». Как мы уже видели, обычно это рифмованное перечисление непристойных слов, главное достоинство которого – в цветистости и замысловатости, но никак не в смысле. Соответствующие примеры уже приводились выше. Оскорбительность здесь – во-вторых, на такие «загибы» не принято обижаться, это, скорее, род тюремного фольклора. Подлинная брань не может сочетаться с поэтическим искусством. Уже сама рифма неизбежно снижает действенность инвективы и, наоборот, повышает юмористический эффект. В сатирической поэме «Поток-богатырь» этим приёмом воспользовался её автор А. К. Толстой. Богатырь по имени Поток попадает из былинных времён в XIX век и видит в окне цветок:

Полюбился Потоку красивый цветок,

И понюхать его норовится Поток,

Как в окне показалась царевна,

На Потока накинулась гневно:

«Шаромыжник, болван, неучёный холоп,

Чтоб тебя в турий рог искривило!

Поросёнок, телёнок, свинья, эфиоп,

Чёртов сын, неумытое рыло!

Кабы только не этот мой девичий стыд,

Что иного словца мне сказать не велит,

Я тебя, прощелыгу, нахала,

И не так бы ещё обругала!»

25. Инвектива как бунт. Известный учёный Эрик Берн трактует эту функцию так: «Я хочу сказать эти грязные слова, и посмотрим-ка, что будет написано на ваших лицах, насколько вы держитесь за вашу благопристойность, перестанете ли вы любить меня за это, вы, свиньи». Можно предположить, что так отреагировал бы на чрезмерную опеку какой-нибудь ребёнок или подросток.

26. Инвектива как средство вербальной провокации. Мужчина использует соответствующий вокабуляр, рискуя получить отказ или стимул к дальнейшим действиям. Вот анекдот из знаменитой серии о поручике Ржевском с его «казарменным юмором»:

– Поручик, что вы говорите даме, когда её хотите?

– Мадам, разрешите вам впендюрить!

– Поручик! Но ведь за такие слова можно и по морде получить!

– Можно и по морде. Но чаще впендюриваю.

27. Известно также использование соответствующих наименований в интимной ситуации, когда эти наименования играют роль скорее не оскорбления, а своего рода афродизиака.

У индейцев мохави роль провокатора может играть девушка (!), осыпающая грубыми сексуальными оскорблениями своего поклонника; таким образом, этот последний получает сигнал о том, что к нему испытывают симпатию.

28. Особняком стоит одна из функций непристойных слов у австралийских аборигенов. Согласно описанию этнографа, инвективы австралийцев чётко делятся на две группы – «разрешённую» и «неразрешённую». Неразрешённая» вращается вокруг названий гениталий, ануса и испражнений, то есть практически не отличаются в этом смысле от европейских. А вот «разрешённые» слова характерны, по всей видимости, чуть ли не исключительно для этой этнической группы. Строго говоря, их следовало бы назвать не «разрешёнными», а «обязательными», ибо в определённых обстоятельствах, а точнее, в определённом родственном кругу эти инвективы абсолютно необходимы. В обязательные условия их функционирования входит их публичное «исполнение». Цель использования таких инвектив – вызвать всеобщее веселье, привести всех присутствующих в хорошее настроение. От перечисленных выше случаев, когда инвектива вызывает весёлый смех, этот случай отличается именно категорической обязательностью.