Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [36]

7. Это случай, напоминающий 5, но всё же отличный от него. Два человека могут относиться к третьему как к «козлу отпущения», то есть поносить его с обеих сторон и таким образом прийти к желаемому согласию. Речь идёт, таким образом, о том, чтобы «дружить против кого-либо». Прямая брань тут не обязательна, но весьма уместна.

8. Ещё одна родственная предыдущим группа, брань как своеобразный пароль, по которому говорящие узнают «своих».

Соответствующие примеры из газеты «Неделя» и из рассказа В. Крупина уже приводились на стр.

В этой функции употребляются инвективы в составе воровских жаргонов, всевозможных так называемых «блатных музык».

Немного об этой «музыке». Иногда считают, что этим «музыкам» присущ тайный характер. Дескать, ею пользуются с тем, чтобы непосвящённым было непонятно, о чём речь. Это заблуждение: любой уголовный следователь прекрасно владеет всей этой «феней», а «феня» продолжает функционировать. Очевидно, цель у неё другая, которую выразил Р. Киплинг словами своего Маугли, ими он объявлял обитателям джунглей, что он им друг: «Мы одной крови, вы – и я!»

9. Похожа на предыдущую функция самоподбадривания: ведь «корпоративный дух» может распространяться и на самого говорящего. Подбодрить себя в минуту опасности или напряжения можно и без инвективы: вспомним знаменитое гагаринское «Поехали!». Но инвектива здесь очень популярна, она прекрасно помогает заглушить голос сомнения в успехе.

Это очень древняя инвективная функция. В незапамятные времена человек создавал магическую формулу с целью запугать или задобрить могущественных демонов, угрожающих успеху его предприятия. Напрашивается некоторое сходство этой функции с 5 и 6.

К этой же группе самоподбадривающих инвектив можно отнести случаи «синдрома Волка и Ягнёнка» (вспомним дедушку Крылова), когда бранящийся («Волк») возбуждает в себе ненависть к адресату («Ягнёнку»), обвиняя его во всех смертных грехах, что морально облегчает ему расправу с ним. Первый как бы меняется местами со вторым, выступая в роли оскорблённого и теперь осуществляющего акт справедливого возмездия.

Можно разжигать ненависть в себе, а можно – в противнике, причём более или менее теми же средствами. Хороший пример – бой Тиля Уленшпигеля с рыцарем Ризенкрафтом в романе Шарля де Костера:

«По мне, – заговорил он (Тиль. – В.Ж.) – хуже чумы и проказы и смерти те зловредные негодяи, которые, попав в дружную солдатскую семью, ходят со злющей рожей и брызжут ядовитою слюной. Вот почему я с особым удовольствием поглажу этого шелудивого пса против его облезлой шерсти…» Ризенкрафт же ответил так: «Этот забулдыга чёрт знает что наплёл о беззаконности поединков. Вот почему я с особым удовольствием раскрою ему череп, чтобы все убедились, что у него голова набита соломой».

Уместно вспомнить, что Тиль выиграл поединок, просто доведя разъярённого рыцаря своим языком до сердечного приступа.

А вот как описывается похожая ситуация писателем Л. Воляновским. Здесь речь идёт о войнах племени даяков на острове Борнео:

Рукопашные бои были редкостью, но если до этого доходило, даяки вначале применяли методы психологической войны. Осыпали противника бранью, глумились над ним и его родителями, объявляли всем и вся, что отрубленные конечности врага будут использованы для самых низменных целей, а содранная кожа пойдёт на покрывало. Сомнению подвергались также мужские достоинства оппонента, что являлось в этих краях вершиной оскорбления.

Бывает даже, что словесная перепалка служит едва ли не единственным средством разрешения конфликта. Писатель Е. И. Парнов описывает быт неваров прошлых веков – жителей долины Катманду в Непале:

Когда встречаются две армии, они начинают поносить друг друга всякими словами. После нескольких выстрелов, если никто не ранен, войско, подвергшееся нападению, возвращается в крепость, которых здесь множество.

Если читатель думает, что такие «бои» характерны для экзотических племён, то вот выдержка из трудов русского писателя и этнографа XIX века С. Максимова:

Если не удавалось в старину отсидеться за деревянными стенами в городках и надо было выходить в чистое поле, выбирали для этого реку и становились ратями друг против друга. Суздальцы против черниговцев стояли в 1181 году на реке Влене таким образом две недели, смотря друг на друга с противоположных берегов, и переругивались. Припоминали старые неправды и притеснения, укоряли друг друга племенными отличиями, обращая их в насмешку и раззадоривая. Точно так же и под Любечем долго стояли новгородцы противу киевлян и не решались переправиться через реку Днепр, пока первые не были выведены из терпения обидами и грубыми насмешками. Киевский князь Ярослав точно так же в ссоре с тмутараканским Игорем бросил в него бранное и оскорбительное слово: «Молчи, ты, сверчок!» Начали биться. Битва кончилась победой Игоря, а народ стал с той поры, в посрамление бранчливого, подсмеиваться над ним «Сверчок тмутаракан победил».

Все знакомы с картиной И. Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Вот текст этого письма:

Ты, султан, чёрт турецкий, и проклятого чёрта брат и товарищ, самого Люцеперя секретарь. Какой ты к чёрту рыцарь, когда голой жопой ежа не ебьёш. Чёрт высирает, а твоё войско пожирает. Не будешь ты, сукин ты сын, сыновей христианских под собой иметь, твоего войска мы не боимся, землёй и водой будем биться с тобой. Вавилоньский ты повар, Макидоньский колесник, Иерусалимский бравирник. Александрийский козолуп, Великого и Малого Египта свинопас, Армянская злодиюка, Татарский колчан, Каменецкий палач, всего мира подсветит шут, самого аспида внук и нашего хуя крюк. Свиная ты морда, кобыляча жопа, Резницкая собака, некрещёный лоб, мать твою вйоб. Вот так тебе запорожцы высказали, никчёмный. Не будешь ты и свиней христиансикх пасты. Теперь кончая, потому числа не знаем и календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день такой у нас, какой и у вас, за это поцелуй в сраку нас!