Матерятся все?! Роль брани в истории мировой цивилизации - [17]
Специально изучающий проблему А. У. Рид определяет непристойность как такой способ упоминания о некоторых телесных функциях, который вызывает у адресата шок испуга или стыда, обычно возникающий, когда мы видим, делаем или говорим что-то «грязное». Для сравнения: нормальной реакцией на простое («пристойное») упоминание о грязи, экскрементах или телесных функциях является безразличие или отвращение. Реакция же на инвективу, всё это называющую, выглядит как «щекочущее нервы возбуждение». Как видим, исследователь попытался объяснить непонятное слово «непристойность» через столь же необъяснимое понятие «грязное», но всё же показал, что реакция на «непристойную» инвективу в основном – эмоциональная, по силе намного превосходящая ту, которая могла бы возникнуть от буквального понимания смысла сказанного.
Свою трактовку понимания непристойного предлагает известный учёный Эрик Берн. Он считает, что ощущение непристойного уходит корнями в детство, когда только и возникает восприятие тех или иных понятий как непристойных. Именно поэтому англичанина не шокирует ни немецкое «Scheisse!», ни французское «Merde!», и он может произнести их, не смущаясь, в любом обществе: усвоенные в позднем возрасте, слова эти лишены для него первичной образности, выглядят более абстрактными, чем своё английское «Shit!» (все эти три слова соответствуют русскому «говно»), которое сегодня хотя и получило права гражданства в образованных слоях англоязычного общества, но всё же воспринимается как определённая грубость или фамильярность.
Правда, если человек овладевает новым языком в совершенстве, какая-то часть подобных слов из чужого языка способна постепенно проникнуть на первичный уровень и зазвучать непристойно, подобно их английским соответствиям. Однако можно с уверенностью утверждать, что даже для очень неплохо знающих английский язык русских слово «fuck» звучит несравненно менее вульгарно и грубо, чем для тех, для кого это слово является родным. Традиционно воспитанная девушка-англичанка невозмутимо может произнести русское матерное слово, английское соответствие которому она не произнесла бы ни под каким видом. (Справедливости ради заметим, что последние десятилетия такие воспитанные англичанки – в большом дефиците.)
Таким образом, по Берну, ощущение непристойности изначально присуще человеку. Слово становится непристойным, если оно сопровождается отвратительной первичной образностью, идущей от детских ощущений. В основе своей такие слова имеют отношение к запаху и вкусу, а также к скользкому прикосновению.
Трактовка интересная, но небесспорная. Многочисленные исследования указывают на отсутствие стыда у животных и у совсем маленьких детей. Так что есть все основания считать стыд, а стало быть, ощущение стыда в «непристойной» ситуации, понятием благоприобретённым, социально воспитанным. Спокойное же восприятие иноязычной непристойности, соответствующее данной инвективе, можно легко объяснить особенностями восприятия иноязычной культуры вообще.
Поясним сказанное на примере любого иноязычного слова. У русскоязычного человека слово «лимон» вызывает слюноотделение, у него сразу возникают ощущения, связанные с опытом использования этого фрукта. А вот от английского слова «lemon», скорее всего, такой же реакции не последует, или она будет много слабее. Хотя английским этот человек может владеть на вполне приличном уровне. «Лимон» в его сознании всё-таки находится «глубже», чем «lemon».
Исходя из сказанного, целесообразно считать непристойным некий поступок или название этого поступка (действия, качества, предмета), если они способны вызвать у адресата благоприобретённое ощущение своей крайней неуместности. При упоминании этого предмета и тому подобного возникает шок испуга или стыда, то есть ярко выраженные негативные эмоции.
Определение объёма непристойного носит ярко выраженный исторический и национально-специфический характер, хотя, по-видимому, во всех культурах понятие непристойного связывается прежде всего с сексуальной и выделительной сферой жизнедеятельности.
Американский учёный Тимоти Джей советует различать два понятия: оскорбительность и оскорбляемость. Оскорбительность – это когда в слове объективно содержится значение отрицательное или вызывающее отвращение. Чем оскорбительнее слово, тем сильнее оно табуируется, запрещается к употреблению. Таким образом, «оскорбительность» есть свойство самого слова, изначально присущий ему оскорбительный смысл. Русский мат в «приличном обществе» оскорбителен сам по себе, безотносительно к личности говорящего или слушающего.
Оскорбляемость же есть реакция слушающего на оскорбление в его адрес, ощущение обиды или оскорблённости. Как видим, разница здесь значительная, потому что объективная оскорбительность слова ещё не обязательно вызывает субъективную оскорблённость: за тот же самый мат кто-то оскорбится и обратится в суд, а кто-то презрительно или равнодушно отмахнётся: «Собака лает, а ветер носит». Вспомним презрительную реплику: «Ты меня оскорбить не можешь!» или у истинно верующего человека: «Бог поругаем не бывает!»
Серия «Внимание: иностранцы!» в увлекательной и шутливой форме рассказывает о нравах и обычаях разных народов, знакомит с традициями и законами различных государств, советует, как вести себя в той или иной стране. На сей раз объектом внимания стали мы сами, русские. Не правда ли, любопытно взглянуть на себя со стороны?..
Характер русского человека многослоен и противоречив, в нём сочетаются Пётр Великий, князь Мышкин и Хлестаков… Впрочем, всё это мы знаем и так. Зачем же нужна эта книга нам, русским? Зачем же нам «наблюдать» за собой? Ответ будет простым — потому что МЫ НЕ ПОНИМАЕМ сами себя.Автор книги «Наблюдая за русскими» Владимир Жельвис, доктор филологических наук, профессор и большой специалист по «загадочной русской душе», предлагает нам свой взгляд на пресловутую «русскость». С упрямством, присущим лишь истинно русскому человеку, он стремится найти ответы на вопросы: «Какие мы, русские?» и «Почему мы такие?».
Книга известного политолога и публициста Владимира Малинковича посвящена сложным проблемам развития культуры в Европе Нового времени. Речь идет, в первую очередь, о тех противоречивых тенденциях в истории европейских народов, которые вызваны сложностью поисков необходимого равновесия между процессами духовной и материальной жизни человека и общества. Главы книги посвящены проблемам гуманизма Ренессанса, культурному хаосу эпохи барокко, противоречиям того пути, который был предложен просветителями, творчеству Гоголя, европейскому декадансу, пессиместическим настроениям Антона Чехова, наконец, майскому, 1968 года, бунту французской молодежи против общества потребления.
По прошествии пяти лет после выхода предыдущей книги «По Фонтанке. Страницы истории петербургской культуры» мы предлагаем читателям продолжение наших прогулок по Фонтанке и близлежащим ее окрестностям. Герои книги – люди, оставившие яркий след в культурной истории нашей страны: Константин Батюшков, княгиня Зинаида Александровна Волконская, Александр Пушкин, Михаил Глинка, великая княгиня Елена Павловна, Александр Бородин, Микалоюс Чюрлёнис. Каждому из них посвящен отдельный очерк, рассказывающий и о самом персонаже, и о культурной среде, складывающейся вокруг него, и о происходящих событиях.
Произведения античных писателей, открывающие начальные страницы отечественной истории, впервые рассмотрены в сочетании с памятниками изобразительного искусства VI-IV вв. до нашей эры. Собранные воедино, систематизированные и исследованные автором свидетельства великих греческих историков (Геродот), драматургов (Эсхил, Софокл, Еврипид, Аристофан), ораторов (Исократ,Демосфен, Эсхин) и других великих представителей Древней Греции дают возможность воссоздать историю и культуру, этногеографию и фольклор, нравы и обычаи народов, населявших Восточную Европу, которую эллины называли Скифией.
Сборник статей социолога культуры, литературного критика и переводчика Б. В. Дубина (1946–2014) содержит наиболее яркие его работы. Автор рассматривает такие актуальные темы, как соотношение классики, массовой словесности и авангарда, литература как социальный институт (книгоиздание, библиотеки, премии, цензура и т. д.), «формульная» литература (исторический роман, боевик, фантастика, любовный роман), биография как литературная конструкция, идеология литературы, различные коммуникационные системы (телевидение, театр, музей, слухи, спорт) и т. д.
В книге собраны беседы с поэтами из России и Восточной Европы (Беларусь, Литва, Польша, Украина), работающими в Нью-Йорке и на его литературной орбите, о диаспоре, эмиграции и ее «волнах», родном и неродном языках, архитектуре и урбанизме, пересечении географических, политических и семиотических границ, точках отталкивания и притяжения между разными поколениями литературных диаспор конца XX – начала XXI в. «Общим местом» бесед служит Нью-Йорк, его городской, литературный и мифологический ландшафт, рассматриваемый сквозь призму языка и поэтических традиций и сопоставляемый с другими центрами русской и восточноевропейской культур в диаспоре и в метрополии.
Наркотики. «Искусственный рай»? Так говорил о наркотиках Де Куинси, так считали Бодлер, Верлен, Эдгар По… Идеальное средство «расширения сознания»? На этом стояли Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, культура битников и хиппи… Кайф «продвинутых» людей? Так полагали рок-музыканты – от Сида Вишеса до Курта Кобейна… Практически все они умерли именно от наркотиков – или «под наркотиками».Перед вами – книга о наркотиках. Об истории их употребления. О том, как именно они изменяют организм человека. Об их многочисленных разновидностях – от самых «легких» до самых «тяжелых».
В XIX веке произошли важные события, повлиявшие на историю психиатрии, но средства и методы лечения чаще всего имели причудливый и даже нелепый характер, например, пациенты английских психиатрических лечебниц выпивали в среднем 5 пинт (2,8 л) пива еженедельно. Для лечения психических заболеваний применяли такие, на наш, современный, взгляд, беспощадные меры, как удаление зубов или удаление клитора и яичников у женщин, лечение ртутью и рвотой. Такова была «старая» психиатрия: тело считалось основным источником психологических бед.
Эта книга – первый нескучный научпоп о современной медицине, о наших болячках, современных лекарствах и человеческом теле. Никита Жуков, молодой врач-невролог из Санкт-Петербурга, автор ультрапопулярного проекта «Encyclopatia» (от Encyclopedia pathologicae – патологическая энциклопедия), который посещают более 100 000 человек в день.«Модицина» – это критика традиционных заблуждений, противоречащих науке. Серьезные дядьки – для которых Никита, казалось бы, не авторитет – обсуждают его научно-сатирические статьи на медицинских форумах, критикуют, хвалят и спорят до потери пульса.«Минуту назад вы знали, что такое магифрения?» – encyclopatia.ru.«Эта книга – другая, не очень привычная для нас и совершенно непривычная для медицины форма, продолжающая традиции принципа Питера, закона Мерфи, закона Паркинсона в эпоху интернета», – Зорин Никита Александрович, M.
Знаете ли вы, что такое время? А как придумали теорию струн? Какой химический элемент – самый большой в мире? А вот Дмитрий Побединский, физик, популярный видеоблогер и постоянный автор «Чердака», знает – и может рассказать!Существуют ли параллельные вселенные?Можно ли создать настоящий световой меч?Что почувствует искусственный интеллект при первом поцелуе?Как устроена черная дыра?На эти и другие вопросы, которые любого из нас способны поставить в тупик, отвечает Дмитрий – легко и доступно для каждого из нас.«Чердак: наука, технологии, будущее» – научно-образовательный проект крупнейшего российского информационного агентства ТАСС.
Книга намеренно задумана как инструмент: Юлия Андреева и Ксения Туркова подобрали типичные ошибки в речи, письменной и устной, объяснили их простым языком и упаковали в понятную для читателя форму – с помощью мнемонических стихотворений и почти 120 забавных и запоминающихся иллюстраций любой научится отличать «вообще» от «в общем», «одеть» от «надеть» и даже «вследствие» от «впоследствии».Вам кажется, что русский язык – это скучно и бессмысленно? Не удивительно, ведь красная ручка и диктант – это все, что большая часть из нас помнит еще со школьных времен.А вместе с тем мы пишем и пишем – по работе, по делу, без дела.