Материнство - [22]
Я потом выговорю ему про уроки и что я волновалась, и он со мной, с моей точки зрения посмотрит на то время, что его не было дома. А сейчас моя работа - удивиться и обрадоваться рожкам и ножкам, как вчера моей работой было не только приготовление ужина на всю семью, но и внимательное, прочувствованное восприятие получасовой лекции о производстве селитры, которую прочел мне тот же человек, что вот сейчас так восторженно перечисляет достоинства Ахтикакого, - мой сын.
Изо дня в день мы видим своего ребенка. Как-то, обеспокоенная наступившей тишиной, я послала старшего сына посмотреть, что делает в соседней комнате маленькая сестренка. "Ничего - живет", - ответил он мне.
Иногда нам так мало нужно, чтобы понять: просто вспомнить себя. Я была поражена, когда моя институтская приятельница позвонила и с рыданием в голосе начала говорить о своей семнадцатилетней дочери: "Представляешь, она влюбилась, никого не видит, кроме своего Левы, а у него ни образования, ни положения, он в армию через месяц уходит!" Мне казалось - это было вчера: наша певунья-Галка выходит замуж за солдатика (тонкая шея в широком воротничке), а надо же: этот Валерик - начальник отдела, интересный мужчина, и зарплата, и образование, конечно, вот и дочь взрослая. "Да вспомни же!" просила я ее. "Разве можно сравнивать!" - твердила она. Но ведь все-таки мы уже были детьми, можем себя вспомнить, а они взрослыми только будут, нам легче их понять, чем им нас. Помню, как раздражал меня дежурный вопрос мамы и папы о моих новых друзьях: "А кто его родители?" - "Ну при чем тут родители! Не знаю, не спрашивала!" - горячилась я. Яблочки хотят расти независимо от своих яблонек, и только спустя годы мы начинаем с благодарностью понимать: это во мне от мамы, это - от папы, а это - от бабушки. В те давние полудетские-полувзрослые времена я бы просто засмеялась, если бы мне сказали, какое огромное влияние оказала на меня моя бабушка-няня, неграмотная женщина, отнюдь не Арина Родионовна. А сейчас я ловлю себя на ее жестах, отношении ко многим и многим вещам, и чем дальше, тем больше.
... Иду по лестнице, а на ступеньках сидят двое мальчишек лет 11 - 12 и рассматривают марки, "Что вы здесь сидите, идите домой", - говорю я, а они: "Нам домой не велят, тесно, и ноги у нас грязные". Легче купить второй магнитофон, чем впустить в сверкающую чистотой квартиру мальчика, с ботинок которого на палас тут же натечет лужа, да и под носом мокро. "Где твой платок?" А он смущенно размажет грязь рукавом. "Какой невоспитанный, он дурно повлияет на моего!" - пугается мама. Даже если очень тесно (а сейчас почти у всех квартиры, при этом благоустроенные), даже если совсем непрезентабельный вид у парнишки - это товарищ вашего сына, это ваш гость. Из сейчас вырастет завтра, и не в радость станут вам чистота и пустота квартиры, из которой ушел неведомо куда ваш единственный сын.
Один мой корреспондент прислал на семи листах научный трактат, посвященный маленькой семейной сценке:
"Ребенок 6 лет пришел со двора голодный. Дело было вечером перед сном. Мать подала на стол еду. Ребенок съел свою порцию и попросил еще. Отец заметил ребенку: "Хватит кушать перед сном, а то будешь плохо спать". Но теща, которая сидела рядом, тут же возмутилась и зло бросила зятю: "Ты что, хочешь заработать дешевый авторитет? Мать хочет дать еще, а отец обязательно должен сделать против". Жена поддержала тещу (ей-то она, впрочем, не теща мама! - И. С.), и к мужу: "А как ты наедаешься перед сном?"
И дальше подробно разбирается, в чем виновата жена, в чем теща. И далее: "Сын молча поел и пошел спать, пока продолжалось исследование под увеличительным стеклом логических ошибок", - пишет нам читатель. А мне кажется, здесь и без микроскопа видно, кому хуже всех: сыну, конечно. Потому что подать на стол еду и сделать замечание ребенку - не воспитание и даже не заменитель его. Что он там так долго делал, на улице, что уже спать пора, а он только пришел? О чем он вообще думал сегодня? Поел и спать - вот что такое для него семья. Как же мы с него будем завтра требовать, чтоб он был отцом и мужем, если он с 6 лет знает, что семья - это раздражение друг против друга и мелкие постоянные склоки, а любовь к ребенку - накормить (это дело матери) и прочесть нотацию (это дело отца)?
Я спрашивала разных людей, что любят дети, и все отвечали по-разному. "Конфеты", - сказала одна женщина. "Ходить в гости", - сказала другая. "Шуметь и кричать, и все портить", - пожаловалась третья. А одна бабушка сказала: "Дети любят, чтобы им говорили правду". Эта бабушка - настоящий воспитатель, и скажите, пожалуйста, разве нужно какое-то специальное время, чтоб говорить правду?
Честное: "Я устала, мне сейчас трудно тебя слушать, давай поговорим через часок, когда я отдохну", обращенное к сыну, возбужденно рассказывающему о конфликте с товарищем, лучше, чем лживое: "Иди делай уроки, я занята". Да, мы устаем, но и дети устают. Они, как и мы, имеют право на усталость, и на плохое настроение, и на нашу ласку. И надо же обеспечивать им это право, и кому же, как не нам, гладить ребенка по головке и твердить ему: "Ты хороший, ничего, что двойка, ничего, что синяк, что порвал рубашку, исправим, вылечим, зашьем, а ты хороший, лучше всех".
Народный университетПедагогический факультет№ 4 1989Защитить от простуды и синяков, оградить от недобрых слов — работа одинаковая для всех мам на свете. Но главное, научить ребенка быть человеком, дать сыну и дочери силу и умение отличать плохое от хорошего, противостоять злому. Обо всем этом узнает читатель из новой книжки многодетной матери Ирины Стальковой.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.