Материнство - [3]

Вот для чего эта книга – она против будущих слез. Чтобы ни я, ни мама никогда не плакали. И успешной она будет, если мама, прочитав ее, больше не заплачет. Знаю, останавливать материнские слезы – не детское дело, но ведь я уже не ребенок. Я – писательница. Случившаяся со мной перемена – из ребенка в писательницу – дает мне силу. Я к тому, что магическая сила не что-то недостижимое. Если я неплохая писательница, то, возможно, сумею высушить ее слезы. Возможно, я сумею понять, почему плачет мама и почему плачу я, и тогда мне удастся исцелить своими словами нас обеих.

* * *

Внимание: душа? Если я переключу внимание на мамину печаль, обретет ли та душу? Если вниму ее бедам и несчастьям – если облеку их в слова и обращу во что-то новое, – смогу ли стать кем-то вроде алхимика, превращающего свинец в золото? Если я продам написанную книгу, то получу за нее золото. Это уже что-то вроде алхимии. Философы хотели обратить в золото темную материю, а я хочу обратить в то же золото мамину печаль. Когда я получу золото, приду к маминому порогу, вручу его ей и скажу: «Вот твоя печаль, ставшая золотом».

Стоит ли дать книге название «Душа времени»?

да

Нужен ли ей подзаголовок?

нет

Когда есть название, неважно, хорошее или плохое, сразу становится легче. Это название хорошее?

нет

Нет, но направление взято верное?

да

Думаю, в общем и целом, это не так уж важно. Конечно, хорошее у книги название или плохое, важно для меня, потому что я несу за нее ответственность и на меня будут возлагать вину. Все внимание обратят на меня, и меня осудят за плохой вкус. Но для мира в целом не так уж и важно, хорошее или плохое название у какой-то книги, так с чего бы мне беспокоиться? Так ли уж нужно, чтобы книга получилась хорошей?

нет

Потому что она не будет издана и ее никто не увидит?

да

Так какой смысл писать то, что никто никогда не прочитает?

Забыла, кто сказал, что произведение искусства не существует без зрителей, что только создать его недостаточно. Не правильнее ли, приступая к работе над произведением искусства, изначально думать о тех, кто его увидит?

нет

Важна только попытка обретения опыта?

нет

Человек творит ради несуществующей публики, которая есть Бог?

да

Чтобы принести славу миру?

нет

Из благодарности за то, что тебя создали живым?

да

И потому что искусство – это то, чем занимаются люди?

да

Мои сомнения помешают отношениям?

да

Я могу что-то с этим сделать?

да

На это нужно много времени?

да

Наши отношения закончатся, когда я справлюсь с сомнениями?

да

В этом есть что-то хорошее?

да

Хорошее для нас обоих?

да

Майлз сейчас готовит обед. Не важнее ли пойти на кухню и побыть с ним, вместо того чтобы писать этот текст?

да

Ладно. Иду.

* * *

Сижу на нашей кровати. За окном стрекочут цикады. Майлз в магазине на углу. Возвращаюсь к вопросу, заданному перед обедом: «Наши отношения закончатся, когда я справлюсь с сомнениями?»

Задавая этот вопрос, я не приняла в расчет, что к тому времени, когда я справлюсь с сомнениями, наши отношения закончатся, потому что сомнения мы преодолеваем только в смерти. Вы это имели в виду? Что я преодолею сомнения в смерти и что наша любовь и наши отношения продлятся до самой моей смерти?

да

Как же хорошо! Все вокруг воспринимается в миллион раз лучше, чем вчера. Я рада, что не еду в Нью-Йорк пожить в квартире Терезы и Уолтера. Куда лучше, интереснее, познавательнее остаться дома.

* * *

Прошлой ночью я видела сон, такой яркий, такой живой. Я была со своим сыном, мальчиком лет пяти-шести. И большую часть сна всматривалась в его лицо. Знала, что это он, знала, что я сплю, и хотела записать все, что происходит, – что я вижу лицо моего будущего сына. Он определенно был от Майлза. Кожа посмуглее, чем у Майлза и у меня, лицо тонкое, умное, чуткое. В какой-то момент я расплакалась, и по щекам потекли горькие слезы; мальчик сидел на подоконнике в кухне, смотрел на меня, и я видела, что он переживает. Я понимала, что не должна обременять его своими эмоциями, что это бремя слишком тяжело. Он казался таким хрупким и красивым. Я любила его, но чувствовала при этом, что любовь не такая, какой я себе представляла, не настолько глубокая. Почему? Не знаю. Я испытывала по отношению к ребенку некоторую отстраненность, даже отчужденность. Но мне нравилось любоваться его лицом и смотреть в его глаза. «Подумать только, я вижу лицо моего будущего сына!» – сказала я себе. Вот такому сыну я была бы рада. Стройному, симпатичному.

Я проснулась посреди ночи, испытывая ужас и отвращение. Как можно так жить! Мне почти сорок, но я не обеспечиваю себя, снимаю квартиру, в которой водятся мыши, у меня нет ни сбережений, ни детей, зато есть развод, и я до сих пор живу в городе, где родилась. Похоже, я так и не последовала совету, который десять лет назад, после завершения моего замужества, дал мне отец: «В следующий раз ДУМАЙ!» Я не думала, но ничего не строила и покорно отдавалась на волю волн жизни.

* * *

Майлз сказал, что решение за мной: ему не нужен никакой ребенок, кроме того, который уже есть и завелся у него совершенно случайно, по молодости, а теперь живет с матерью в другой стране и проводит с нами каникулы и половину лета. Дело рискованное, говорит он: его дочь чудесная, но тут ведь никогда не угадаешь, что получишь. Если хочешь, можно и завести, но