Материнская любовь - [17]

— У телефона!

Женщина объяснила создавшуюся ситуацию. Хирург объяснил:

— Такое вполне возможно. Организм травмирован и теперь борется. Дай таблетки, что я тебе оставил. Сразу две и положи влажное холодное полотенце ему на лоб.

Она так и сделала. В столовой ложке растолкла две таблетки ампициллина в порошок. Положила ложку на поднос. Поставила рядом стакан с кипяченой водой и глубокую тарелку с холодной водой. Опустив в нее махровую салфетку, направилась в детскую. Ярослав с трудом открыл глаза:

— Зачем вы здесь? После того, что я сделал, вы не должны заботиться обо мне…

Майя положила свою руку ему на лоб и грустно сказала, переходя на «ты»:

— Если ты назовешь телефон того человека, кто о тебе позаботиться, я привезу этого человека сюда.

Он с трудом сосредоточился:

— У меня никого нет.

Майя вздохнула:

— Ты еще очень молод и кто-то обязательно должен быть рядом, чтобы ты не умер. Давай выпьем порошок. Ты уснешь, а завтра будет уже лучше.

Женщина приподняла его за плечи и он прижался головой к ее плечу. Она одной рукой протянула к его губам ложку. Как маленькому ребенку высыпала в рот порошок, заглядывая сбоку. Бросив ложку на поднос, дала запить горечь водой из стакана. Уложила его на подушку, убрала со лба прилипшие волосы и почти с робостью погладила по виску. Выжала салфетку. Положила ему на лоб, мягко прижимая ткань пальцами ко лбу и вискам. Сидела рядом, держа его руку в своей. Раненый вскоре заснул и она вернулась к прерванной работе, включив в детской ночник-лилию.

Майя уже спала, когда раздался его крик, полный ужаса. Накинув на себя халат, она бросилась к детской.

Ярослав сидел забившись в угол кровати, прикрывая голову руками и безумными глазами смотрел на полку с книгами. Одеяло лежало на полу. Перевязанные торс и нога белели в полумраке повязками.

Кольцова подошла. Присела рядом на кровать. Тихо и спокойно сказала:

— Все хорошо. Тебе просто приснился дурной сон.

Взяв за руки, слегка потянула вниз и он подчинился. Вытянулся на кровати во весь рост. Майя заботливо укрыла его одеялом. Погладила по плечу. Собралась уйти, когда раздался его голос:

— Подожди… Мне было четыре года, когда родители погибли. Старшую сестру забрала к себе бабушка, а меня отправили в детский дом, потом в интернат. Воспитатель, здоровенный мужик, часто бил меня ни за что и никому до этого не было дела. Я дважды убегал из детдома. После побегов он избивал меня еще сильнее. Я не мог ходить по несколько дней… — Слова вырывались из его рта с горечью, сквозь судорожное дыхание, больше похожее на всхлипы: — Всю жизнь я чувствую себя брошенным. Когда вернулся с Чечни, то первым убил воспитателя, чтобы никто больше не чувствовал на себе его кулаков. Менты не смогли найти меня, к тому же появилось хорошее прикрытие. Вскоре получил кличку «Трубач» за то, что подходя к жертве тихонько имитировал звук трубы.

Майя снова опустилась на край кровати рядом с ним, взяла его руку в свою:

— Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь.

— Женат?

— Нет. Зачем завешивать чью-то жизнь? Обманывать я не хочу, а кто согласится жить с убийцей?

Немного помолчав, Кольцова снова спросила:

— Тебе нравится убивать?

Ярослав ответил коротко и четко:

— Стараюсь не думать — просто делаю свою работу.

Майю почему-то нисколько не шокировало его признание. Этот парень вообще не умещался в ее сознании в слово «убийца». Он не был жестоким и это она чувствовала. Ярослав был живым. На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Трубач прервал его, тихо спросив:

— Почему вы одна?

Кольцова поправила и без того хорошо укрывшее парня одеяло. Стараясь не смотреть ему в лицо, выдохнула хрипло:

— Муж бросил меня ради другой женщины…

Сама поразилась, сколько горечи прозвучало в ее голосе. Ярослав понял, как ей больно и обидно. Она ожидала очередного вопроса, но он больше ни о чем не спросил. Осторожно дотронулся до ее руки пальцами другой руки и чуть провел по узкой кисти. Тишина висела в воздухе. Она спросила, чтоб разрядить обстановку:

— Ты не пробовал завязать с этим занятием?

Раненый тяжело вздохнул и опустил голову:

— Не получится. Я завяз слишком глубоко. Мне не позволят так просто уйти. В лучшем случае убьют, в худшем — изувечат так, что говорить не смогу и сдадут ментам. А это одно и тоже. Смерть, только медленная.

Ярослав замолчал. Майя встала, отпустив его руку. Наклонилась и прижалась губами к его лбу. Ей было искренне жаль парня. Устало встала, направляясь к двери. Уже в дверях услышала громкий шепот:

— Меня в детстве мама так же целовала. Я еще помню ее губы. Сколько тебе лет?

Прикрывая дверь, ответила:

— Тридцать восемь…

За завтраком оба молчали. Ярослав был смущен своей ночной откровенностью и не знал, на чем остановить взгляд. Майя вела себя спокойно, словно ничего не произошло. Пила кофе и проглядывала распечатки сделанной работы. Она была одета по-восточному, в широкую трикотажную тунику с разрезами по бокам и серебряным пояском на талии и шаровары с резинкой внизу. Бинт с головы она сняла.

С распущенными по плечам светлыми волосами, Кольцова показалась Ярославу появившейся из восточной сказки принцессой. Не хватало лишь атласного тюрбана с пером страуса и золотых, со сверкающими камнями, браслетов на запястьях. Он представил ее полулежащей на шелковых подушках с серебряным кальяном в руке. Смутился своих мыслей, быстро поел, поблагодарил и сразу ушел в гостиную, постукивая шваброй. Через минуту там заработал телевизор.