Мата Хари. Пуля для обнаженной - [2]

Монахиня отошла от Маргарет последней и, уходя, все время оглядывалась. И адвокат оглянулся. А вот Антуан не оглянулся ни разу. Это ее немного расстроило. Ведь она знала, что доктор Моро ее любит. Любит еще с той первой встречи в тюремной камере, в Париже. И потом, когда ее держали в Венсене, он приезжал к ней, осматривал. Они мало разговаривали – ведь каждое их слово слышали надзиратели. Но его глаза сказали ей все, что не могли сказать губы. Глаза – и руки. О, тут она не могла ошибиться! Она всегда чувствовала, что означает прикосновение мужских рук – только ли желание обладать ею или искреннюю любовь. Обладать ею желали многие мужчины – почти все, кто видел ее вблизи. Уж такое у нее было свойство – возбуждать в мужчинах желание. Но ведь желание – это совсем не то, что любовь, эту разницу она знала. Прикосновения доктора Антуана Моро были наполнены любовью. Она буквально изливалась с кончиков его пальцев. Да, он по-настоящему любил ее. А вот теперь даже не хочет посмотреть в ее сторону. Хотя, пожалуй, его можно было понять. Наверно, он мучается, бедняжка. Переживает за нее. Если бы она могла что-то сказать ему, не причинив этим неприятностей доктору, она бы сказала, чтобы он не страдал так.

Но куда он все время так пристально смотрит? Ах, да, на солдат. Но зачем?

– Отделение, шагом марш! – скомандовал лейтенант. – Стой! В ружье!

Их было двенадцать. Двенадцать молодых солдат, совсем еще мальчишек. Держа винтовки на изготовку, они смотрели на нее с испугом и жалостью. Только один глядел набычившись, как на врага. Ей так хотелось как-то их поддержать, что-то подарить! И вдруг она придумала! Ну, конечно же! Ее тело! Она подарит им саму себя!

Рука Маргарет метнулась за спину, к застежке платья. Миг – и платье полетело на асфальт. За ним последовало нижнее белье. И прекрасная танцовщица предстала перед своими палачами обнаженной – такой, какой бывала на сцене в конце каждого своего танца.

Молодой лейтенант выпучил глаза. Он совершенно не знал, что делать! Метнулся, было, к заключенной, чтобы как-то прекратить это безобразие, но тут же остановился – видимо, представил, как он будет выглядеть, пытаясь натянуть на Маргарет ее одежду, – и в растерянности оглянулся на полковника. Но тот тоже не знал, что делать! Видимо, он уже жалел, что разрешил заключенной оставить руки свободными. Если бы он знал, что она так преступно воспользуется его милосердием… Но было уже поздно жалеть, надо срочно решать, что делать дальше. И полковник решил сделать вид, что ничего особенного не происходит.

– Продолжайте! – крикнул он лейтенанту. – Чего вы стоите?

– Слушаюсь! – ответил офицер и, повернувшись к солдатам, скомандовал: – Целься!

Винтовки поднялись, двенадцать стволов уставились на Маргарет. Теперь она не видела лиц солдат, видела только эти стволы. Ну и пусть! Она все равно не боялась. Ну, разве что самую малость. Неужели сейчас…

– Огонь! – выкрикнул лейтенант.

Грянули двенадцать выстрелов. Стоявшие в стороне люди видели, как брызнула кровь, как стоявшая у столба женщина пошатнулась. Колени ее подломились, она рухнула на асфальт. В ту же минуту доктор Моро сорвался с места и быстрыми шагами, почти бегом направился к казненной. Остановившись рядом с телом, опустился на корточки, взял безжизненную руку женщины, смерил пульс. Коснулся артерии на шее. Поднял и опустил веко. Бегло осмотрел рану. Из груди, откуда текла кровь, уже целая кровавая лужа образовалась под телом. Затем обернулся к ожидавшим людям и громко произнес:

– Мертва!

Это слово было по-разному воспринято людьми, стоявшими во дворе. Полковник удовлетворенно кивнул. Лейтенант вздохнул с облегчением. Адвокат тоже вздохнул – скорее, с жалостью. Монахиня заплакала. А солдаты почему-то с удивлением переглянулись. Так поступили все, кроме того парня, что смотрел на осужденную, как на врага. Он зло ухмыльнулся И, не дожидаясь команды, закинул винтовку за спину.

– Я отвезу тело в морг, – сказал доктор полковнику.

– Да-да, конечно, голубчик, – ответил тот и поспешил к ожидавшей вдали пролетке.

За ним потянулись остальные. Лейтенант скомандовал солдатам, и те, построившись, направились к казарме.

Спустя несколько минут во дворе не осталось никого, кроме доктора и казненной…

Глава 2

Первым ее ощущением после пробуждения была боль. Левое плечо жгло невыносимо, и она застонала. Вторым ощущением был свет. Яркий солнечный свет пробивался откуда-то справа. Слева боль, справа свет – как интересно! Она с трудом открыла глаза. Увидела высокий белый потолок, такие же стены, простенькую мебель. Она лежала на кровати, похожей на больничную, в небольшой комнате. Где она? Почему оказалась в этом месте? Что с ней случилось?

Память возвращалась медленно, рывками. Поездка на автомобиле с двумя хмурыми конвоирами… Двор казармы, залитый солнечным светом – таким же, как сейчас… Важный полковник, зачитывающий приговор… Шеренга солдат напротив, и дула винтовок, уставившиеся ей прямо в грудь…

Да, расстрел! Ее расстреляли! Она должна была умереть. Но тогда почему она здесь? Что это за место?

Маргарет оглядела себя, насколько это было возможно. Левое плечо было укутано толстым слоем бинтов, и оттуда, из-под бинтов, била острая боль, от которой она проснулась. А что с остальным телом? Правой рукой она ощупала себя, потрогала лицо. Все вроде цело. Ах, если бы здесь было зеркало! Она всегда начинала день с того, что оглядывала себя в зеркале. Потом уже одевалась и снова садилась перед трюмо – подводить веки, красить губы. Без этого она была не готова встречаться с людьми. Чувствовала себя хуже, чем раздетой. Раздетой как раз ничего, а вот с неухоженным лицом нельзя было никому показаться.