Мать-Земля - [2]

– Никогда о таком не слышал. – Штейн наполнил оба стакана. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Он поднес свой стакан к широкому окну, так что в прозрачной жидкости розовато замерцали далекие звезды, и произнес:

– За счастливое окончание всех земных бед. Филд присоединился к нему со словами:

– За Тихоокеанский проект.

Штейн сделал небольшой глоток и заметил:

– Но мы с вами пили за две разные вещи.

– Вы думаете?

Довольно трудно описать какой-либо из миров Внеземелья человеку, рожденному на Земле, потому что описывать приходится не мир как таковой, а скорее состояние души. В физическом смысле миры Внеземелья – их насчитывается что-то около пятидесяти, изначально они были колониями, позднее – доминионами, еще позднее – отдельными государствами – разительно отличаются друг от друга. Но состояние души повсюду практически совпадает.

Это нечто такое, что произрастает на почве мира, изначально не пригодного для жизни человеческого рода, однако населенного самыми-самыми из непростых, особенных, дерзких, не таких, как все. Если необходимо выразить это одним словом, слово это будет «индивидуальность».

Есть, к примеру, планета Аврора, в трех парсеках от Земли. Она была первой колонией, основанной за пределами Солнечной системы, и стала символом зари межзвездных путешествий. Отсюда и название.

На ней, конечно, были воздух и вода, но по земным меркам она была каменистой и бесплодной. Существовавшая на ней растительная жизнь, которая получала питание за счет желто-зеленого пигмента, не имевшего ничего общего с хлорофиллом и не шедшего с ним ни в какое сравнение по эффективности, придавала сравнительно плодородным регионам исключительно тошнотворный и отталкивающий для непривычного глаза вид. Животный мир ограничивался лишь простейшими одноклеточными организмами да подобием бактерий. Никакой опасности они, разумеется, не представляли, поскольку биосистемы Земли и Авроры химически были никак не связаны друг с другом.

Аврору обустраивали в буквальном смысле по кусочкам. Первыми появились злаки и плодовые деревья; следом завезли кусты, цветы и травы. Потом скот. И, как будто переселенцы ни в коем случае не хотели создавать слишком точную копию родной планеты, на Авроре появились позитронные роботы, задачей которых было возводить дворцы, разбивать ландшафты, конструировать силовые установки. Словом, осваивать планету, озеленять ее и очеловечивать.

Роскошь нового мира и неограниченных минеральных ресурсов. Пьянящее изобилие атомной энергии, которую вырабатывали новые установки, обслуживающие тысячи, в лучшем случае миллионы, а не миллиарды потребителей. На просторе новых планет пышным цветом расцвели естественные науки.

Взять, к примеру, дом Франклина Мейнарда, который со своей женой, тремя детьми и двадцатью семью роботами жил на участке, откуда до ближайших соседей было более сорока миль. Тем не менее при желании он мог через планетарный канал подключиться к гостиной любого из семидесяти пяти миллионов обитателей Авроры – хоть поодиночке, хоть ко всем сразу.

Свою долину Мейнард знал как собственные пять пальцев. Он точно знал, в каком месте она резко обрывается и упирается в инопланетные утесы, за чьи неприступные склоны с мрачным упорством цеплялся остролистый местный дрок – словно в пику более кротким растениям, которые заняли его место под солнцем.

Мейнарду не было нужды покидать долину. Он был депутатом Собрания, но мог вести все дела, кроме особо важных, по планетарному каналу, не жертвуя даже своим драгоценным уединением, без которого ему было не обойтись и необходимости в котором не дано было понять ни одному землянину.

Даже с предстоящим ему делом можно было справиться по планетарному каналу. К примеру, человек, сидевший рядом с ним в его гостиной, был Чарльз Хиджкмен, и на самом деле он сидел у себя в гостиной на острове посреди искусственного озера, где водилось пятьдесят видов рыбы и до которого было двадцать пять миль пути.

Эта близость была, разумеется, иллюзорной. Если бы Мейнард протянул руку, то наткнулся бы на невидимую стену.

К этому парадоксу привыкли даже роботы, и, когда Хиджкмен сделал знак подать ему сигарету, робот Мейнарда даже не шелохнулся, чтобы исполнить его желание, хотя прошло не менее чем полминуты, прежде чем робот самого Хиджкмена пришел на помощь своему хозяину.

Мужчины разговаривали как истые жители Внеземелъя, слишком сухими и рублеными фразами, чтобы их беседа производила впечатление дружеской, однако неприязненной она определенно не была. Просто в ней отчетливо недоставало сливок – пусть даже кисловатых и жидких – живого человеческого интереса, который волей-неволей вынуждены проявлять обитатели перенаселенных земных муравейников.

– Я уже давно хотел связаться с вами в приватном режиме, Хиджкмен, – сказал Мейнард. – Много дел в Собрании, в этом году мы…

– Довольно. Это понятно. Поговорим сейчас, разумеется. Даже хорошо, что вы связались с мной, поскольку я наслышан о превосходном качестве ваших почв и ландшафтов. Это правда, что ваш скот питается привозной травой?

– Боюсь, это легкое преувеличение. Вообще-то некоторые мои молочные коровы из лучших во время отела питаются импортным кормом с Земли, но придерживаться подобной практики в общем случае, боюсь, было бы непомерно дорого. Впрочем, молоко получается бесподобное. Не окажете ли мне честь принять в подарок мой дневной удой?