Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти - [21]

Фактор «расстояния» в установках по отношению к смерти содержит в себе противоречие. С одной стороны, в реальности и в соответствии с идеей о карающем уничтожении, мы можем умереть в любой момент. С другой стороны, иллюзия собственной неуязвимости отодвигает момент смерти на неопределенное время. Противоречие исчезает, если рассматривать это заблуждение как защитный механизм от катастрофической смерти.

Возраст. Установки детей по отношению к смерти рассмотрены в главе 4. Существуют ли ощутимые изменения в установках людей, находящихся на другом краю жизни (но еще не в заключительной фазе перед смертью)? Согласно гипотезам, выдвинутым некоторыми авторами, по-видимому, не существуют, если не считать уменьшение чувства страха[3]. Однако, клинический опыт и контрольные исследования показывают, что со старением страх перед смертью усиливается.

Никто в действительности не готов умереть потому, что с потерей возможности получать удовлетворение человек не может согласиться вне зависимости от того, была ли его жизнь наполнена счастьем и смыслом, или полна разочарований. Но, возможно, самой главной причиной сопротивления смерти в пожилом возрасте является сопротивление жизни в юные годы. Jung (20) говорит: «у многих молодых людей в глубине души кроется панический страх перед жизнью (хотя они в то же самое время страстно ее жаждут), и еще большее количество пожилых людей испытывает аналогичный страх смерти. Да, я знавал людей, которые, будучи молодыми, так сильно боялись жизни, чтобы теперь также сильно страдают от страха смерти». Страх жизни – это не страх перед существованием, а страх перед угрозой уничтожения, которую таит в себе жизнь. Таким образом, страх жизни есть ничто иное, как страх смерти. А в преклонном возрасте мы также страшимся, что теперь уже слишком поздно ожидать воздаяния за все лишения и страдания, которых нам стоил страх жизни.

Нас не должно вводить в заблуждение открытое заявление какого-нибудь человека, что он принимает свою смерть и даже смирился с ней. Отрицательный ответ на вопрос «Боишься ли ты умереть?» может быть защитной реакцией на внезапно заданный вопрос (106), и только в ответ на него опрошенные выражают мнение, что жизнь в пожилом возрасте ничего не стоит, или что они хотят умереть (107). Как отмечает Sumner (108), «Большинство людей в преклонном возрасте находят свое существование терпимым до тех пор, пока они не думают об этой перспективе [смерти]». Пожилой человек обычно либо уклоняется от ответа, либо притворяется, что он ждет смерти (109), в связи с тем, что с течением лет механизм отрицания становится все более важным для преодоления страха смерти (110). По словам Jung (20), у нас имеются подходящие к случаю банальности:

«…но когда тебе одиноко, и за окнами – ночь, и так темно и тихо, что ничего не слышно и не видно, кроме твоих дум, прибавляющих годы, кроме длинной череды неприятных фактов, безжалостно показывающих, как далеко вперед зашла стрелка на часах отпущенного тебе времени, и кроме медленного, неумолимого приближения стены темноты, которая вскоре поглотит все то, что ты любишь, имеешь, желаешь, к чему стремишься и о чем мечтаешь, – тогда все мудрствования о жизни куда-то исчезают, и страх окутывает тебя тяжелым, душным одеялом».

Идея катастрофической смерти становится очевидной, когда мы исследуем эмоционально неустойчивых пожилых людей. Christ (111) обнаружил, что обследованные им пожилые пациенты, страдающие психиатрическими заболеваниями, боялись смерти и, по крайней мере некоторые из проявленных ими симптомов, опасения быть отравленным, убитым или вышвырнутым из собственного дома, а также явные соматические состояния, были связаны с этим страхом. Seagal (112) проанализировал состояние 73-летнего мужчины, у которого подсознательный страх смерти, усилившийся с возрастом, вызвал психическое расстройство. Он воспринимал смерть как преследование и наказание. Мать этого мужчины была равнодушной и отвергающей.

Пол. До сих пор было написано очень мало работ, относящихся конкретно к переменной пола в установках по отношению к смерти. Feifel (96) сообщает, что женщины имеют тенденцию думать о смерти чаще, чем мужчины, а Carmichael (113) убежден, что страх жизни или желание смерти у женщин гораздо сильнее, чем у мужчин. Тем не менее, относящимся к этой теме можно считать большое количество литературы, если принять во внимание все, что было сказано о комплексе кастрации и тревоге у женщин, о психодинамике их неврозов и психосоматических заболеваний. Часть этой литературы была рассмотрена мной в книге «Страх быть женщиной», где я также изложил свои собственные предположения. Особенно большой вклад в понимание значений смерти для женщин, их установок по отношению к ней и ассоциативных связей между угрозой увечья и уничтожения и телесными функциями внесла Helen Deutsch (114).

Женщины чаще, чем мужчины, думают о смерти и у них страх смерти, а также некоторые другие установки имеют тенденцию быть более явными. Установки у женщин более близко связаны с отношениями мать-дочь, чем аналогичные установки мать-сын у мужчин. Наиболее отчетливо у женщин прослеживается тесная связь между страхом катастрофической смерти и биологическими явлениями, а также гинекологическими заболеваниями и операциями. Кроме этого, женщины гораздо чаще боятся старения и потери физической привлекательности, которые имеют дополнительное значение увечья и умирания. Chadwick (44) говорит, что женщина выучивает, что ее долг – доставлять удовольствие и бояться потери жизни и любви в связи с утратой этой способности. Страх смерти проявляет себя в тесном союзе с женским изначальным нарциссизмом, потому что она знает, что ее красота – главный фактор в ее способности доставлять удовольствие. Страх смерти, отмечает Chadwick, становится более очевидным в юности (которая отмечает начало зрелой сексуальной жизни), в связи с менструацией и родами и при приближении менопаузы, которую многие женщины воспринимают как предвестие смерти. Некоторые из значений смерти, такие, например, как любовь и сексуальность с одной стороны, разлука и потеря с другой стороны, больше относятся к женщинам, чем к мужчинам. Бесспорно, у женщин больше мазохизма в установках и больше садизма в защите, выражающегося если не в открыто агрессивной манере, свойственной мужчинам, а в едва различимых выражениях разрушительности. Садистская защита от катастрофической угрозы является существенной частью материнской разрушительности.