Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства - [39]

Зильбах (Zilbach 1987), по счастливому совпадению, поддерживает мою теорию первертного материнства, когда, как описано ранее, она определяет предложенное ею понятие женского «активного поглощения» как часть нормального развития женщины. Я предполагаю, что первертная мать использует и извращает это «активное поглощение» таким образом, что она ощущает своего ребенка как часть себя, с которой она никогда не расстанется, и не позволит ему развить свою собственную гендерную идентичность, уже не говоря о достижении индивидуации. Она получает большое удовлетворение от того, что заставляет ребенка выполнять свои неуместные требования.

Когда женщины становятся матерями, мы можем обнаружить у них некоторые психодинамические основания, встречающиеся при перверсиях. Способность женщины к продолжению рода — то есть беременеть и вынашивать ребенка в собственном теле — обеспечивает ей те же самые эмоциональные особенности в ее объектных отношениях, которые в преувеличенной и крайне искаженной форме можно встретить в первертных отношениях. К ним относятся желание поглотить другого человека, дегуманизировать объект, вторгнуться и получить полный контроль над Другим и слиться с ним.

Не странно ли, что в то время как Эдип, Кориолан и Гамлет часто становятся предметом глубокого анализа, Иокасте, Волумнии и Гертруде уделялось так мало внимания? Они являют собой самые известные литературные примеры нарушенного материнства, матерей, которые эксплуатируют и злоупотребляют властью над своими сыновьями. До сих пор литература (за некоторыми исключениями, среди которых «Преступления Иокасты» Стюарта [Stewart 1961]) была занята исключительно пониманием психопатологии сыновей.

Другой пример из литературы — Медея — иллюстрирует не только власть матери, но и то, как «биологические часы» определяют поведение женщины. Медея умна, любима и находится у власти. Когда она резко и неожиданно лишается всего этого, то обнаруживает единственную власть, оставшуюся ей: своих детей, которые и становятся объектом мести их отцу Ясону. Когда он решает оставить ее ради более молодой и влиятельной женщины, Медея вынашивает тонкий расчетливый план, нацеленный на то, чтобы причинить как можно больше боли Ясону, — убить их детей. Она считает свои действия вполне оправданными — настолько сильны ее мучения в ужасной ситуации, и она совершает страшное деяние в течение суток.

Подводя итоги, можно сказать, что материнство как перверсия проявляется в виде поломки внутренних психических структур, в результате чего мать чувствует себя не только эмоционально неспособной справляться с огромными психологическими и физическими требованиями ее ребенка, но также бессильной и беспомощной получить удовлетворение из других источников. Окружающий мир видится ей как место, где ей негде искать помощи и поддержки. Именно тогда она прибегает к неподобающему и первертному поведению, что, в свою очередь, заставляет ее чувствовать свою беспомощность. Одновременно, как это ни парадоксально, она считает свое первертное поведение единственной властью, доступной ей по праву распоряжаться эмоциональным и физическим состоянием ребенка. Таким образом, первертное материнство следует рассматривать как результат эмоциональной нестабильности и недостаточной индивидуации, которые охватывают по меньшей мере три поколения. Однако еще одна сторона этой проблемы связана с обществом. В нашей культуре поддерживается представление об абсолютном владении матери своим ребенком, чем мы и поощряем указанные намерения первертной матери. Слепо прославляя материнство и не замечая того факта, что некоторые матери могут поступать первертно, мы не помогаем ни первертной матери, ни ее детям, ни обществу в целом. В следующей главе я покажу это на конкретных примерах, а затем перейду к их обсуждению, сделав акцент на ожиданиях и установках по отношению к позиции женщины со стороны общества.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Матери, совершающие инцест: ребенок-заместитель

Насколько чаще, чем нам кажется, матери совершают инцест? Насколько чаще, чем мы можем представить себе, это происходит по инициативе матери? Можно ли сказать, что наша идеализация материнства препятствует нашему восприятию такого рода проблем? Конечно, можно: вот почему мы упускаем из виду ответственность Иокасты в исходной Эдиповой ситуации. Ее случай — важнейший случай инцеста.

Мы всегда склонны больше винить Эдипа, нежели его мать. Всю ответственность мы возлагаем на ребенка-мальчика, отсюда, соответственно, и вытекает вся дальнейшая концепция эдипова комплекса: мы по умолчанию считаем, что Эдип бессознательно «знал», что это его мать, и поступил как перверт, женившись на ней. Но на самом деле у Иокасты было куда больше возможностей признать, вполне осознанно, в Эдипе своего сына, чем у него — признать в ней свою мать. Она единственная знала, что Эдип, возможно, выжил; Лай считал, что ребенок погиб. Почему же мы не признаем ее преимущественную, если не полную, ответственность за осуществление ее собственных инцестуозных желаний? Ведь если она и не была первертом сама, то во всяком случае была тесно связана с безусловным первертом — своим мужем Лаем, гомосексуалистом и педофилом, который именно поэтому и не хотел детей. Она не только вышла за него замуж, добровольно став жертвой первертных отношений (клиническая аналогия опять-таки уместна), но и с помощью хитрости — напоив его допьяна — забеременела от него. Таким образом, она уже тогда приобрела власть над своим будущим ребенком, что приведет ее к тому, чтобы отказаться от него после родов. Она уже тогда, вероятно, бессознательно понимала, что она — или, вернее, он, ее дитя, — будет стремиться восстановить утраченные отношения и ее материнская власть будет впоследствии заменена еще более желанной для нее инцестуозной властью.