Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - [96]

Однако вот в чем дело. Я провел много времени в качестве новообращенного христианина, пытаясь почувствовать себя комфортно в собственной шкуре. Бывали времена, когда я чувствовал себя спокойно и хорошо; бывало, мне казалось, что я задыхаюсь. Лишь летом 2005-го я ощутил гармонию между моей духовной и музыкальной жизнью. Это произошло во время тура Gigantour, ежегодном шестинедельном металлическом фестивале на колесах, который я задумал в ответ на множество фестивалей, появляющихся на всем музыкальном ландшафте. Gigantour позволил мне стать лучше и как музыканту, и как бизнесмену. Это было мое детище, и я его обожаю. Во время одного памятного шоу в Далласе 2 августа несколько ребят из разных групп джемовали песню Pantera «Cemetery Gates», в память о покойном гитаристе группы «Даймбеге» Дарреле Эбботте. На протяжении многих лет у меня случались неприятные встречи с парнями из Pantera. Что я могу сказать? Я был высокомерным алкоголиком и наркоманом. Мне не составляло труда нажать на нужные кнопки, и когда Фил Ансельмо подходил к микрофону и говорил: «К черту Мастейна!», выступая на разогреве у Megadeth в туре Countdown to Extinction, ну, это меня, конечно, задевало. Я отпустил несколько нелестных комментариев в адрес музыки Pantera, и началась война. Но когда в конце 2004-го больной на голову фанат застрелил Даймбега прямо на сцене, казалось, настало время отбросить всю эту мальчиковую херню. Я внес свой вклад в хвалебную речь на MTV и позже признал невероятные гитарные фишки и великодушие Дайма в открытом письме на нашем сайте. Мы не сразу наладили отношения с остальными участниками Pantera, и возможность сыграть соло Дайма в песне «Cemetery Gates» остается одним из самых теплых моих воспоминаний о фестивале Gigantour.

Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на бессмысленные разборки. Я бы предпочел просто исполнять музыку и проводить время с теми, кого люблю и уважаю. Эта мысль пришла мне в голову, когда я стоял на сцене стадиона «Обрас» в Буэнос-Айресе, Аргентина, 9 октября 2005 года, на музыкальном фестивале «Пепси». Какой вечер, какая публика! Мы не выступали в Аргентине несколько лет, но все же они были здесь, неустанно и безумно радуясь нам, повторяя каждое слово каждой песни – распевая даже гитарные партии, черт возьми! Это было все равно, что тебе подпевают 24 000 человек. Я снова почувствовал себя подростком, и словно хотелось заниматься этим вечно. И перед тем как уйти со сцены и отправиться домой, я наклонился к микрофону и пообещал:

«Хочу всех вас поблагодарить за то, что пришли и составили нам компанию. Надеюсь, вы отлично провели время, потому что мы – без сомнения! И мы обязательно вернемся!»

И это были не просто слова. Megadeth, в той или иной форме, будет жить. И я буду.

Один из моих любимых снимков. Прежде мы никогда не использовали огонь. Фотография Роба Шея

Эпилог Три катера и вертолет

Я сижу в проекционном зале голливудской студии Fox и смотрю черновой монтаж фильма с участием Уилла Феррелла. Мне очень здесь нравится, поскольку я исследую очередную творческую сферу. Меня попросили написать музыку для саундтрека, поэтому моя работа заключалась в том, чтобы посмотреть фильм и представить, что можно придумать для двух сцен. Очень круто, честно говоря, что меня пригласили в этот мир. Я ведь гитарист, играющий трэш-метал, а нас нечасто приглашают в мейнстрим. Но крупнобюджетный летний фильм с участием Уилла Феррелла – это самый настоящий мейнстрим, поэтому сложно не ощущать прилив волнения.

Пленка крутится, и я смотрю фильм, скорее ради развлечения, нежели вдохновения – несомненно, странное ощущение.

– Вот здесь, – кто-то говорит. – Вот где ты нам нужен!

Я наклоняюсь вперед. Странное и замечательное ощущение. Как же я сюда попал?

Вдруг мое внимание переключается. Музыка наполняет проекционный зал, заглушая диалог на экране – или даже мне так просто кажется, потому что я тут же ее узнаю. В кинобизнесе это называют «заполнителем», музыка, которая никогда не попадает в саундтрек, но служит просто для того, чтобы заполонить пространство и дать композитору идею того, что нужно. Она служит вдохновением и проводником.

Или, в моем случае, раздражения.

Я поворачиваюсь к своему помощнику, Айзеку. Ни один из нас не говорит ни слова. Но могу сказать, что думаем мы об одном и том же:

Metallica? Вы че, блядь, прикалываетесь?!

Айзек работает со мной уже несколько лет, достаточно долго, чтобы понять, что для Мастейна нет ничего более раздражительного, чем неожиданная доза «Металлики». А это крайне неожиданно.

Слышишь это, Дэйв? Вот это нам и нужно! Что-то, что звучит как Metallica, но не Metallica. Можешь сделать? Пожалуйста?

На мгновение я вешаю голову, а затем улыбаюсь. И Айзек тоже улыбается. А затем мы начинаем ржать. Иногда мир настолько порочен, что спасти может только чувство юмора. И в этот самый момент я понимаю, что это никогда не кончится.

Это никогда… черт возьми… не кончится.

Когда будут опускать мой гроб в землю и провожать в последний путь («A Tout le Monde» идеально бы подошла), кто-нибудь обязательно оставит в плеере диск Metallica.