Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - [9]

Черт, я этого не хотел.

Уилбур поднял кулаки, как боец, и уверенно улыбнулся.

– Давай, ублюдок, – закричал он. – Ударь меня! Хоть раз дотронься, если получится.

Почему-то, когда я услышал: «Ударь меня! Дотронься…» – промелькнула мысль, что эта фраза звучит как название какой-нибудь панковской песни. Меня накрыла волна спокойствия. Мне стало смешно, что я стою в центре кучки странных кричащих парней и готов надрать задницу этому борову-сыночку свиновода из Айдахо. Я думал, что уехал из Калифорнии, чтобы избежать неприятностей. Как тогда, черт возьми, это произошло?

– Давай, чувак! Покажешь мне, чему тебя там научили? Пидор кунг-фууууууу!

Тупиковая ситуация. Уилбур не хотел бить первым, потому что был крупнее; я отказался бить первым, потому что сенсей учил драться только в случае самообороны. И вот мы с ним танцевали на месте как два придурка, пока не приехал автобус. Мы сели, обошлось без приключений, и автобус тронулся с места.

Кризис миновал.

Или я так думал, пока мы не приехали на остановку Уилбура. И, выходя из автобуса, он поднял руку и залепил мне в затылок локтем. Я сразу понял, что облажался, – и не потому, что теперь вынужден был драться с Уилбуром, а скорее из-за того, что жевал довольно большой кусочек жевательного табака, бóльшую часть которого пришлось проглотить. Если когда-нибудь случайно проглатывал табак, то знаешь, что дальше. Через несколько секунд я был выведен из строя; к тому времени, как я приехал домой, вся одежда была в блевотине.

В ответ я сделал то, что сделал бы любой на моем месте: наслал на него порчу.

Ну, может быть, не любой, но тот, чья сестра серьезно увлекается колдовством и черной магией. И для меня это было действительно началом очень длительного и тревожного заигрывания с оккультизмом, последствия которого годами меня преследовали. В то время, как бы то ни было, оккультизм казался просто удобным инструментом. Будучи крещеным лютеранином и доведенным до оцепенения Свидетелями Иеговы, к подростковым годам я был абсолютной пустышкой в том, что касалось религии. Вопреки общему мнению, хоть я действительно читал Сатанинскую Библию, сатанистом так и не стал – идея, если честно, казалась мне глупой, – но я, безусловно, занимался темными искусствами и ни секунды не сомневался, что они промыли мне мозги до практически невообразимой степени.

Я верил в оккультизм, и некоторые спросят: «Как ты можешь верить в оккультизм, практиковать черную магию, но не быть при этом сатанистом?» Ну, есть разница. Спроси любого, кто занимается оккультизмом, и тебе скажут, что существует множество различных групп для разных видов магии. И, как и везде, в оккультизме есть плохие и хорошие стороны.

Я лишь знаю, что и колдовство, и Свидетели Иеговы на протяжении многих лет доставили мне немало боли. Разумеется, это не одно и то же. Боль от занятий колдовством остаточная. Боль, полученная от религиозности Свидетелей Иеговы – причинная. Это все равно что когда говорят: «Эй, ты сидишь на наркоте, поэтому у вас дерьмовые отношения», и ты отвечаешь: «Нет, у нас дерьмовые отношения, и поэтому я сижу на наркоте». В любом случае, ты в заднице.

Но в тот день, когда я пытался успокоить бушующий живот, колдовство казалось вполне разумным механизмом решения проблем.

Поскольку Мишель отказалась дать взаймы, я украл у нее несколько книг и через пару дней учебы принялся за работу: смастерил куклу из хлебного мякиша, использовал семена мака, чтобы выложить на ней имя У-И-Л-Б-У-Р и завязать на шее куклы петлю, сделанную из нитки. Затем прочел проклятье из книги заклинаний. После чего взял куклу и с треском отломил одну из ног.

Сработало ли это?

Не могу сказать точно, но знаю, что почти сразу же после этого Уилбур попал в аварию и сломал ногу. Учитывая образ жизни в той части мира – нажирались в дрова и садились за руль, не думая о последствиях – и учитывая, что Уилбур был тем еще имбецилом, предполагаю, что нечто подобное неизбежно бы случилось.

А затем снова…

Жутковато, скажи?

* * *

После временного пребывания в Айдахо я вернулся в округ Ориндж и продолжил вести развязный рок-н-ролльный образ жизни. Поскольку мне нравились машины, и я немного знал о том, как они устроены, я пошел на подработку в гараж; это помогло мне как-то переждать, пока я смог набрать себе достаточно клиентов, чтобы возобновить «травяной» бизнес. Я ходил на вечерние занятия в надежде получить диплом об окончании средней школы и нашел компаньона по имени Мойра, которая стала моей первой серьезной девушкой.

В музыкальном плане я был губкой, впитывающей все, что можно, – слушал все, что мог достать, пытался научиться играть любимые партии и подражал любимым гитаристам. Днем я тусовался на пляже с лучшим корешем, Майком Джорданом, и с некоторыми другими светлокожими друзьями североевропейского происхождения, распивая спиртное и стараясь не сжариться на солнце. А вечером мы шатались из района в район, от одной пивной вечеринки к другой, иногда устраивая потасовки, но обычно выпивали, курили травку или смеялись над любительскими группами, которые считались «развлечением».

Но даже худшим из них удавалось сыграть что-то примитивное и достичь незначительного уровня известности, со всеми вытекающими бонусами. Помню, услышал о парне по имени Пэт Ноулс, гитаристе из нашего района, которого все считали крутым музыкантом. Затем я с ним познакомился. Сплошное разочарование! Он был худощавым мелким ублюдком, похожим на Питера Пэна, какой-то ванильный пудинг. Слишком мягкий паренек. Но Боже… как он играл! А еще был Джон Талл, полная противоположность Пэту Ноулсу. Джон был похож на дровосека – толстые руки и квадратный череп. Знаешь, когда говорят, что у взрослого лоб шириной с твои четыре пальца? Ну, вот на лбу Джона помещалось пять пальцев. Может быть, даже шесть. У него был черный Les Paul с тремя звукоснимателями, и он играл песни так, как я еще не видел. Во всяком случае, в округе. И классные песни, которые я слушал по радио и на своем восьмидорожечном магнитофоне, и, когда наблюдал, как он играет, я был дико впечатлен.