Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - [11]

Мы назвали группу Panic («Паника»). Я даже не помню, почему, возможно, просто потому, что звучало прикольно, дико и анархично. Первое наше выступление состоялось в Dana Point, на вечеринке, которую устроил мой кузен Джон. Это было нечто вроде импровизации. Дэйв Хармон не смог сыграть в тот вечер, поэтому мы взяли запасного барабанщика по имени Майк Лефтвич. Сыграли неплохо, и публике мы понравились. Исполняли случайный набор песен, которые я слышал на различных пивных вечеринках, – Def Leppard, Scorpions, Judas Priest, – а также малознакомый материал, который мне нравился, вроде Budgie и Сэмми Хагара (как сольного артиста). Всем дико понравилось, и к концу вечера квартира превратилась в место для оргии, и пьяные девки стали снимать с себя одежду и заниматься сексом с участниками группы.

О чем еще можно было мечтать?

Однако на следующий день до нас дошли ужасные новости. После вечеринки все участники разъехались. Майк уехал с другом по имени Джо, скромным парнем с добрым сердцем, который также выполнял роль нашего звуковика на концерте. По дороге домой, на шоссе вдоль тихоокеанского побережья, к югу от пирса Хантингтон-Бич, Майк с Джо попали в ужасную аварию. Мне об этом рассказал Том Квеке, а сам я мучился с утреннего похмелья.

– Джо заснул за рулем, – сказал он, голос его дрожал. – Оба разбились насмерть.

* * *

В семнадцать не сразу понятна причинно-следственная связь между алкоголем и смертью, но я начинал догонять, что мой образ жизни – и временами он мне нравился – имеет свои последствия. Во-первых, когда я пил, то становился очень агрессивным. Травка оказывала гипнотический, почти сглаживающий эффект. Но алкоголь провоцировал во мне чувство ярости. Когда я напился до потери сознания, мне было, наверное, лет шестнадцать. И не в последний раз. Неизбежно настроение в эти моменты становилось мрачным. У меня никогда не было намерения сделать кому-то больно. Не было такого, что я откупоривал банку пива с целью к концу вечера с кем-нибудь подраться. Мотивация была куда проще: расслабиться и найти того, кто хотел откровенно мне посочувствовать. Но обычно все шло не по плану. Давай скажем так: я не влезал в неприятности каждый раз, когда пил, но каждый раз, когда попадал в неприятности, я перед этим напивался. Травка действовала на меня совершенно иначе. Я вставал утром, зажигал косяк, смотрел MTV, подпевал дуэту Buggles, немного играл на гитаре, потом дремал, и так проходил день. Обходилось без жертв.

Ком постепенно нарастал: музыка, образ жизни, алкоголизм, наркотики, секс. Очень долгое время я был не в состоянии даже на секунду предположить, что у меня, возможно, есть проблемы с употреблением. Смотрел в зеркало и видел типичную рок-звезду. Тусовщика. Лишь спустя много лет я взглянул на себя иначе и увидел кое-что другое:

О, Боже. Я – не Кит Ричардс. Я – Отис[5]из Мейберри! Чертов алкаш!

Но требовалось время. Травка в 1970-х была по большей части самым социально приемлемым наркотиком; в меньшей степени им был кокаин, хотя поначалу я избегал его, потому что считал, что он связан с движением диско, а потом с хаусом и техно. Кокаин был для тех, кто слушал Village People и Донну Саммер, или для кисок, которых можно было увидеть на концерте Flock of Seagulls. Для фанатов металла, особенно музыкантов, играющих эту музыку, было бухло и наркота. Жесткие вещества.

* * *

Спустя несколько дней после аварии мы с Дэйвом Хармоном приехали домой к Майку и попытались поговорить с его родными. Мы нелепо выразили соболезнования, и они любезно их приняли, но это была эмоциональная встреча. Полагаю, в глубине души они винили нас в том, что случилось с Майком, и зря он связался с группой. Кто-то ведь должен быть виноватым, верно? Разве не такими обычно бывают последствия трагедий?

Мы пытались воскресить группу, даже сыграли в течение следующих пару месяцев несколько шоу в Dana Point, в Хантингтон-Бич и его окрестностях. Но не хватало былого духа; слишком большой багаж, слишком много всего напоминало о произошедшем. Может быть, слишком сильная вина. Я могу говорить лишь за себя, и, на мой взгляд, все было не так. Дух братства, который ведет группу на начальном этапе, отсутствовал. Мы недостаточно друг другу нравились и не сильно хотели добиться успеха.

Все в группе Panic баловались наркотиками. Я употреблял с участниками группы, подгонял товар другим, накуривался собственными запасами… погрязнув в наркоте и бухле. Даже самые классные дополнительные привилегии – случайный беспорядочный секс – стали терять привлекательность. Однажды я сказал Мойре, что у меня есть мечта – заняться сексом втроем с ней и одной из ее лучших подружек (кстати, это правда); в тот день, когда я пришел домой с репетиции, Мойра и Пэтти, улыбаясь, голые стояли у меня на крыльце и ждали моего возвращения. Можно, наверное, вполне разумно подумать, что такое приветствие повысило бы дух любого здорового американского мужчины. И так и было… некоторое время. Но чего-то не хватало. Я просто не знал, чего именно.

Я пришел в рок-н-ролл ради образа жизни, а не потому, что стремился к великой музыкальности. Не сидел и не ждал, когда ко мне подойдут и скажут: «Боже, Дэйв, какие у тебя красивые арпеджио!». Ничего подобного. Я был бунтарем рок-н-ролльщиком. Гитара висела через плечо, на поясе я носил нож, а на лице – ухмылку. И этого мне было достаточно.