Мастерская Бога - [10]

С каким-то Шварцем

Заразу черную на Русь.

Мир сделался и зол, и пуст

Лихого братства

Тайным сонмом.

И слово-ругань «фармазоны»

Слетело в грязь С народных уст.

Бесовство

В Петербурге было

И было в матушке – Москве.

Доселе время не избыло

Одну из величайших скверн –

Людей,

Вязавших Русь

К столбу,

Премудрецов

Из разночинных.

И древо

Черви источили –

Решили русскую судьбу.

Они без племени, без роду

Повыперли из всех щелей,

Свой принцип,

Именем народа

прикрывшись:

«Русских не жалей!..»

Залили ненависти яд

В сердца и души инородцев.

...Теперь, окрепшие уродцы,

Над нами, русскими, стоят...

Они на мир смотрели куце,

Себя лишь звали - «человек».

В крови

Народных революций

Ворочался двадцатый век.

Запалены вражды огни –

Русь посыпала темя прахом.

На тесной площади

Запахло

Горелой серою в те дни.

Вначале

Проба сил в полмеры

И... шабаш из конца в конец.

Народ обманутый,

Поверил

В Бронштейном выданный

Венец.

Он был в проекте - голубой,

Но красным

И пятиконечным

Однажды стал...

Ужель навечно?

России проклятой судьбой.

Знак Соломона нас венчает

Под пустословие речей.

А за его стоит плечами

Клеймо другое...

В шесть лучей.

И «старший брат»,

И «тайный брат»,

В нас неусыпно оком целя,

Ведет нас, русских,

К давней «цели»

Дорогой зла, а не добра.

Чтоб

Мы порядком новым жили,

Проводники его идей

В дороге нашей окружили

Подпольным множеством людей.

Мы лишние в своем дому.

Для них -

Чем меньше нас, тем лучше.

Мы кость им в горле.

Будет случай -

Нас изведут по одному.

Велит им это «Божье Слово».

Мы по словам «в раю живем».

«Гнет старый

Заменив на новый,

Увы, счастливыми слывём»

«Нам радость - власть,

А им - беда».

«Мы этим миром правим»,

Вроде.

Они, мол, «слуги» есть

Народа,

А мы им, знамо, «господа».

Взвалив на плечи

Службы бремя,

Они несут, несут его.

С застывшей болью

Смотрит время

На плод беспутства своего,

Народ молчит, в тисы зажат,

Да зрит,

Как смерть «чиновных»

Косит.

И кто погиб,

Иль умер после, -

На Красной площади лежат.

... Ни в пятом –

В нынешнем, зловещем,

На зрителя из темноты

Из репинской картины вещей

Прет сионизм, разинув рты...

...Хранят скелеты

Смерти страх,

Недобрым жадным крикам

Внемля.

Зубами вгрызлись

В нашу землю

Сквозь доски гроба,

Тлен

И прах...

Тень света на камнях алеет

Кривой улыбкой сатаны

Над мертвыми за мавзолеем

В стене,

Иль около стены.

Там от подобных им почет.

Там мимо

В красной дымке мглистой

Суровым,

Горьким любопытств'ом –

Река народная течет.

Сгорают дни

В ночах бессонных –

Еще нелегкий день прожит.

Над главным кладбищем

Масонов

Метель московская кружит.

И заметает след вчерашний,

Снег мокрый

Превращая в наст.

И бьют часы

На Спасской башне...

Неужто отпевают нас?

Часть вторая

Я собираю по крупицам

Далеких дней

И труд, и быт,

Где каждый день

Был нужной спицей...

Их свет и ныне не забыт.

Я принимаю за награду

Остатки памяти от встреч –

Свою

Измученную правду

От мглы забвенья уберечь.

А правде жизни

В раннем детстве

Учили взрослые меня.

Отцов суровое наследство

Досталось, в прошлое маня.

Оно всю жизнь зовет, -

Не скрою, -

В страну,

Что в дымке лет бела,

Где нелегко жилось порою,

Но вера, вера в нас жила.

Мы верили в сухие факты,

В романтику грядущих дней.

Мы спрашивали:

«будет как там

в той жизни?..»

И стремились к ней...

Легко понять ее хотели,

И, торопясь на свет из тьмы,

Чего-то в жизни проглядели,

Кого-то проглядели мы...

Так были «тайные»... иначе

Об этом думали тогда.

Казалось, ничего не знача

В борьбе идей,

Они года

Мечту растили и... таили –

России навязать права.

Они считали - или...

или...

Все остальное трын-трава.

* * *

В прекрасной

Солнечной Полтаве

В тридцатом горестном году

Жил тихий юноша Лутавин,

Стараясь быть не на виду.

В семье эсеровской Рожденный,

Родных и близких утерял.

Самоученьем изможденный,

Себя грядущему вверял.

Хоть в жизни

Многое не ведал,

Подчас

Простосердечным был.

И очень смутно помнил деда

Должно, нарочно позабыл.

(Себя от бед оберегая,

дед «стряпал» разные дела,

да и фамилия другая

у деда, кажется, была...)

Лугавин этому значенья

Не предавал.

Уж так велось...

Злых обстоятельств

Ли стеченье

Виновно в этом?

Иль «авось»?

Он рос в России –

Гость незваный, -

Горел «идейности» огнем.

И дух земли «обетованной»

Слегка повыветрился в нем.

Он с детских лет

До смерти самой

Нес памятью ужасный миг,

Когда оружием бряцая,

Пришла ЧеКа

И грудой книг

Устлала пол. Бюро взломала.

Порыла шмугки в сундуках...

Облив глаза тоски эмалью

Свет ламп

Качался на штыках.

Метался свет в прихожей,

В зале,

Пытаясь темень превозмочь.

В ту ночь

Отца и дядю взяли

И увели навечно в ночь...

На время опустилось в реку,

Растаяло в мужицкой мгле

Ученье Пинскнера о некой

Манящей, призрачной земле.

И юноша притих на время,

Чтоб незаметно

Жизнь влачить.

Он думал - неудачи бремя

Ему помогут облегчить

Смиренье мнимое

И слабость...

Прикидываясь хиляком,

Он,

С совестью своей поладив,

Стал с ней сотрудничать

Тайком.

И стал он

Беспризорным, бедным,

Средь множества других

Тогда.

За окнами гудел победно

Лихим набатом день труда.

Пора «гражданской»

Миновала.

Будь мирным дням

Безмерно рад.

Россия фениксом вставала

Из пепла горя и утрат.

И вместе с нею поднимался

Притворщик –

Видно по всему.

Должно, душою оклемался,

Уже прикинул - что к чему.

Уже познал,

Увы, - мир хрупок.

И честно верил лишь себе.

Пусть племя

Делится на группы,

Друг друга режущих

В борьбе.

Перед лицом проклятых гоев,