Мастера детектива. Выпуск 9 - [53]

– Разумеется, – подтвердил месье Воглер.

– Беда в том, что Жернико не продумал до конца выдвинутую им версию, – продолжал месье Венс. – Если и в самом деле допустить, что убийца вовсе не является неким неизвестным лицом, что это действительно кто-то из шестерых друзей…

Судебный следователь попытался было возразить, но его собеседник твердо повторил еще раз:

– …действительно кто-то из шестерых друзей. Как все в таком случае становится просто! Прежде всего он в курсе всех действий шестерки. Ибо нельзя не удивляться тому, что, начиная с момента гибели Намота, убийца всегда оказывался в нужное время в определенном месте, чтобы поразить очередную жертву сразу же после ее возвращения.

– Вы говорите о Намоте, но…

– Я предвижу ваше возражение. Сантер и Перлонжур находились здесь, когда их друг – случайно или нет – упал с палубы «Аквитании». Что ж, могу вам на это ответить следующее. Во-первых… Почему гибель Намота не могла быть случайной? Ведь в таком случае его смерть послужила бы толчком для убийцы, подала бы ему в какой-то мере мысль убить остальных своих друзей, а если бы его заподозрили, он вполне мог ответить: «Позвольте, как же так! Не было у меня возможности убить Намота…» Только на основании двух очевидных убийств – Жернико и Грибба – и одного исчезновения мы не имеем права утверждать, что и Намота, следовательно, тоже убили.

– Но Жернико уверял…

– Жернико вернулся больным и к тому же ничего определенного не утверждал. Вы можете также, чтобы опровергнуть мое предположение о несчастном случае, сослаться на пресловутое посмертное обвинение Намота… Однако у меня есть все основания думать, что обвинение это написано не Намотом: я сейчас вернусь к этому вопросу. Во-вторых… Убийца может иметь сообщника, который находился на борту «Аквитании». Я склонен верить, что у убийцы действительно есть сообщник. Это объяснило бы множество разных вещей и, главное, бросило бы тень на третье лицо. Правда, в отношении этого лица мои подозрения не имеют под собой достаточно твердой почвы… Однако я продолжаю. Итак, убийца – один из шестерых друзей. В таком случае нетрудно распознать интерес, который толкает его на убийство, ибо он один останется в живых и…

– …и станет, следовательно, единственным наследником их общего состояния? А вы подумали о том, что тем самым он разоблачит себя?

– Необязательно. Этот человек воистину злой дух. Он, должно быть, предусмотрел все. Либо его безнаказанность обеспечит неопровержимое алиби, либо он отыскал что-то другое… Наверняка, мне кажется, отыскал что-то другое… Хотя подозрение, разумеется, рассеять не так-то просто.

– А… если они погибнут все шестеро? Вернее, все восемь, ибо следует считать мать Перлонжура и мать Грибба?

– Что ж, тогда остается только третье лицо, то самое, о котором я сейчас упоминал… Однако я что-то плохо себе представляю, каким образом этому лицу удастся завладеть богатством шестерых друзей, сделать это ему будет еще труднее, чем Сантеру или Перлонжуру…

– Кто же это лицо? – спросил месье Воглер. – Я имею право знать.

– Зато у меня нет права сказать вам это. Судебный следователь заерзал в кресле.

– Безумная история! Невероятная! Самая смехотворная история за всю мою карьеру! А что вы думаете об этом Джоне Смите, который?..

– Наивная мистификация.

– Мистификация! – воскликнул месье Воглер в ужасе. – Неужели вы думаете, что у Намота перед смертью не было других забот, как разыгрывать своих друзей?

– Разве я не говорил вам, что посмертное обвинение Намота написано не им?

– А кем же, черт возьми, оно, по-вашему, написано?

– Убийцей.

– Кем?

– Вещи Намота были сложены в квартире его друга Сантера. В тот самый день, когда вы занялись расследованием обстоятельств исчезновения Жернико, я попросил у Сантера разрешения осмотреть этот багаж вместе с ним. Он ответил, что нам придется назначить встречу на завтра, так как он собирается провести два или три дня в гостинице. Я тотчас принял решение проникнуть к нему на квартиру ночью и осмотреть вещи в его отсутствие… Что я и сделал.

– Не слишком законная мера, – заметил месье Воглер. Пренебрежительно пожав плечами, месье Венс продолжал:

– Ничего особенного среди вещей Намота я не обнаружил. Уверяю вас, я перевернул и проверил все и в том числе, естественно, пресловутый бумажник в чемодане, где, как уверяет Сантер, он нашел письмо Намота… В тот момент его там не было…

– Но…

– Стало быть, кто-то положил его туда в последующие дни… Вопрос зачем? А затем, чтобы направить подозрение полиции по ложному пути, дабы она сломя голову бросилась на поиски предполагаемого Джона Смита… Само имя своей банальностью должно бы вызвать у вас подозрение относительно подлинности так называемого обвинения Намота… А что в этом обвинении конкретного?.. Ничего, ровным счетом ничего… Слова, слова… Повторяю, мистификация…

Месье Венс умолк на мгновение, затем продолжал:

– Я многого ждал от этого письма. Я надеялся, что и вы поймете ошибку, допущенную этим чересчур ловким убийцей… Ибо письмо его было ошибкой. Однако и это никуда нас не продвинуло. Я отдал сравнить почерк Сантера, Тиньоля и… и еще одного лица с почерком того, кто писал письмо. У Маржо, графолога, нет ни малейших сомнений. Никто из этих троих письма не писал. Но мне не удалось пока раздобыть и дать ему для сравнения образец настоящего почерка Намота, а также Перлонжура, который старательно избегает меня. Впрочем, это ничего еще не доказывает. Убийца, должно быть, не сам писал письмо, он, верно, дал его написать своему сообщнику или кому-то, кто знает толк в фальшивках. А-а! Это крайне осторожный человек… и допущенная им ошибка, должен признать, совсем не так серьезна, как мне показалось вначале.