Утром Жеранда спустилась в мастерскую. Там не было никого. Она прождала отца целый день, но напрасно. Мастер Захариус исчез.
Девушка выплакала все глаза. Отец так и не появился.
Обер обежал весь город и с огорчением убедился — старик как в воду канул.
— Мы вернем отца! — воскликнула Жеранда, когда юноша сообщил ей печальную новость.
«Где же он может быть?» — спрашивал себя Обер.
Внезапно в памяти всплыли последние слова учителя. Конечно же, мастер Захариус продолжает жить… в старых железных часах, единственных, которые ему не возвратили!
Своей догадкой Обер поделился с Жерандой.
— Давай посмотрим счета отца! — предложила девушка.
Они спустились в мастерскую. На верстаке лежала открытая бухгалтерская книга. Всевозможные часы, когда-либо сделанные мастером и возвращенные по причине неисправности, были вычеркнуты из списка, за исключением одних, из замка Андернатт, с боем и движущимися фигурами. Это были те самые часы «с душой», которые так превозносила старая Схоластика. Принадлежали они сеньору Питтоначчо.
— Мой отец в замке! — больше не сомневалась Жеранда.
— Так бежим туда! — предложил Обер. — Мы еще можем его спасти!..
— Уж если не для этой жизни, — прошептала Жеранда, — то, может быть, для другой, вечной.
— Да, Господь милостив! Замок Андернатт спрятался в одном из ущелий горы Дан-дю-Миди, в двадцати часах ходьбы от Женевы. Поторопимся же!
Тем же вечером Обер и Жеранда, сопровождаемые верной Схоластикой, уже брели по дороге вдоль Женевского озера. Ночью они прошли пять лье, не остановившись ни в Бессенже, ни в Эрмансе с его знаменитым замком Мейор. Без большого труда пересекли они стремительную речку Дранс. Беспокойство о старом Захариусе ни на минуту не покидало путников, как и уверенность, что идут они по верному следу.
На следующий день с наступлением темноты, миновав Тонон, наша троица добралась до Эвьяна, откуда открывался изумительный вид на швейцарский берег, простирающийся пред взором путешественника на двенадцать лье. Однако обрученным не было дела до всех этих красот. Они их просто не замечали и все шли и шли вперед, словно подгоняемые какой-то сверхъестественной силой. Обер, опершись на корявую палку, предлагал помощь поочередно то Жеранде, то старой Схоластике. Все трое говорили о несчастьях и надеждах, продолжая идти восхитительной дорогой подле самой реки, вьющейся по узкому плоскогорью от берега Женевского озера до горных высот Шале. Вскоре они добрались до Бувре — там Рона впадает в озеро. А затем, миновав эти места, пошли дальше. Дорога взяла круто вверх, в горы, где маленький отряд поджидали новые испытания. Вьоназ, Шессе, Колломбей, полузаброшенные деревеньки, остались далеко позади. Путники едва держались на ногах, колени их подгибались, а ступни были изранены острыми каменьями, торчавшими повсюду, словно гранитная щетина.
Следовало во что бы то ни стало разыскать мастера Захариуса. О передышке в уединенной хижине или в замке Монтей — владении Маргариты Савойской — не могло быть и речи. Наконец, когда день уже клонился к вечеру, бедняги, умирая от, усталости, добрались до пустынного места Нотр-Дам-дю-Секс, что у самого подножия Дан-дю-Миди, в шестистах футах над Роной. С наступлением ночи, совершенно обессиленные, они нашли приют у старого отшельника, увы, ничего не знавшего о судьбе мастера. Не оставалось почти никакой надежды найти Захариуса целым и невредимым в такой чудовищной глуши! Вокруг не было видно ни зги, в горах бушевал ураган, срывая лавины с вершин сотрясавшихся скал.
Молодые люди, присев возле очага, поведали святому старцу свою горестную историю. Рядом сушилась их промокшая одежда. С улицы доносился заунывный собачий вой, сливавшийся с завываниями шквального ветра.
— Гордость, потерянная ангелом, — наставлял отшельник своих гостей, — создана во благо. Но она — тот камень преткновения, о который разбиваются судьбы людские. Гордыню — этот порок из пороков — ничем нельзя оправдать. И побороть его ох как трудно! Гордецы, по самой своей природе, не терпят никаких возражений, не слушают никаких доводов. Нам не остается ничего другого, как молиться за вашего отца!
Все четверо опустились на колени. Снова послышался собачий вой, и в дверь хижины постучали.
— Именем дьявола, откройте!
Дверь поддалась под неистовым напором, и на пороге возник дикий, взлохмаченный человек в рубище.
— Отец! — воскликнула Жеранда.
То был мастер Захариус.
— Где я? — проговорил он. — В Вечности!.. Время кончилось… часы больше не бьют… стрелки остановились!
— Отец! — повторила Жеранда таким душераздирающим шепотом, что старик, казалось, вернулся к жизни.
— Ты здесь, моя Жеранда! И ты, Обер!.. — восклицал он. — О, дорогие мои жених и невеста, скоро вас обвенчают в нашей старой церкви!
— Отец! — сказала Жеранда, взяв его за руку. — Возвращайтесь домой, в Женеву, идем вместе с нами!
Старик уклонился от дочерних объятий и бросился к двери. У порога хижины возвышался сугроб. Все было завалено снегом.
— Не покидайте ваших детей! — прокричал Обер.
— Зачем возвращаться туда, где жизнь моя утекла и навсегда погребена частица меня самого? — печально ответил старик.
