Мастер снов - [21]

— Да, — ответил Рендер.

— Я вот что подумал: почему не пишут больше об этих ангельских вещах?

— Лет через пять-десять, а может и раньше — напишут. Но сейчас использование прямой записи ограничено — только для квалифицированного персонала.

— Почему?

— Видите ли… — Рендер сделал паузу, чтобы закурить, — если быть полностью откровенным, то вся эта область под особым контролем, пока мы не узнаем о ней побольше. Если это дело широко обнародовать, его могут использовать в коммерческих целях… и, возможно, с катастрофическими последствиями.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что мог бы взять вполне стабильную личность и построить в ее мозгу любой вид сна, какой вы способны представить, и множество таких, каких вы представить не сможете — полный диапазон от насилия и секса до садизма и извращений, сон о заговоре с полностью исторической основой или сон, граничащий с безумием; сон о немедленном выполнении любого желания. Я даже мог использовать визуальное искусство, от экспрессионизма до сюрреализма, если хотите. Сон о насилии в кубистической постановке — нравится? Пожалуйста. Можете даже стать лошадью в «Гернике». Я мог бы записать все это и проиграть вам или кому угодно множество раз.

— Вы бог!

— Да, бог. Я мог бы сделать богом и вас тоже, если бы вы захотели, мог бы сделать вас Создателем и дать пережить все Семь Дней. Я управляю чувством времени, внутренними часами и могу растянуть реальную минуту в субъективные часы.

— Рано или поздно такие вещи произойдут, не так ли?

— Да.

— И каковы будут результаты?

— Никто не знает.

— Босс, — тихо сказала Бинни, — вы могли бы снова вернуть к жизни воспоминания? Могли бы воскресить что-то из прошлого и дать ему жизнь в мозгу человека, и чтобы все это было бы реальным?

Рендер прикусил губу и как-то странно поглядел на нее.

— Да, — сказал он после долгой паузы, — но это не было бы добрым делом. Это поощряло бы жизнь в прошлом, которое сейчас не существует. Нанесло бы ущерб умственному здоровью. Это регресс, атавизм, невротический уход в прошлое.

Комната наполнилась звуками "Лебединого озера".

— И все-таки, — сказала Бинни, — я хотела бы снова стать лебедем.

Она медленно встала и сделала несколько неуклюжих па — отяжелевший, подвыпивший лебедь в красновато-коричневой одежде. Затем она покраснела и поспешно села, но засмеялась, и все засмеялись с ней.

— А куда бы хотели вернуться вы? — спросил Минтон Хейделла.

Маленький доктор улыбнулся.

— В один летний уикэнд моего третьего года в медицинской школе, — сказал он. — Да, я истрепал бы эту ленту за неделю. А как насчет тебя, сынок? — спросил он Питера.

— Я слишком мал, чтобы иметь какие-то хорошие воспоминания, — ответил Пит. — А вы, Джил?

— Не знаю… Думаю, хотела бы снова стать маленькой девочкой, и чтобы папа, мой любимый папа, читал мне воскресными зимними вечерами. — Она взглянула на Рендера. — А ты, Чарли? Если бы ты не был в данный момент профессионалом, в каком времени ты хотел бы быть?

— В этом самом, — с улыбкой ответил он. — Я счастлив как раз там, где я есть, в настоящем, которому принадлежу.

— Ты и в самом деле счастлив?

— Да, — сказал он и взял еще бокал пунша. — Я и в самом деле счастлив. — Он засмеялся.

Позади него послышалось тихое посапывание. Бинни задремала.

А музыка кружилась и кружилась, и Джил смотрела на Рендеров — то на отца, то на сына. Лодыжка Питера снова была в гипсе. Сейчас мальчик зевал. Она разглядывала его. Кем он будет через десять-пятнадцать лет? Знаменитым гением? Светилом какой-нибудь еще неизвестной науки? Она смотрела на Питера, а он следил за отцом.

— …но это могло быть подлинной формой искусства, — говорил Минтон, — и я не понимаю, чего ради цензура…

Она посмотрела на Рендера.

— Человек не имеет права быть безумным, — сказал Рендер, — и никто в наше время не имеет права на самоубийство…

Она коснулась его руки. Он вздрогнул, как бы проснувшись, и отдернул руку.

— Я устала, — сказала она. — Ты не отвезешь меня домой?

— Чуть позже, — ответил он. — Дай Бинни еще немножко подремать. — И он снова повернулся к Минтону.

Питер повернулся к Джил и улыбнулся.

Она внезапно почувствовала, что и в самом деле очень устала. А ведь раньше она очень любила Рождество.

Бинни продолжала посапывать; время от времени слабая улыбка мелькала на ее лице. Видимо, она танцевала.

Где-то кричал человек по имени Пьер — вероятно, потому, что больше не был человеком по имени Пьер.

— Я? Я жизнелюбивый, как уверяет ваш еженедельник Тайм. Спокойно переносящий удары по морде, Чарли. Нет, не по твоей морде! По моей! Понятно? Вот так. Такое выражение всегда приходит к человеку, когда он смотрит на заголовок, уже прочтя статью от начала до конца. Но тогда уже поздно. Да, конечно, они желают добра, но ведь понятно…

Пришли мальчика с кувшином воды и тазиком, ладно? "Смерть номер", как это называют. Говорят, что человек может исполнять тот же «номер» много лет, обходя обширную и сложную социологическую структуру, «контур», и преподнося этот «номер» в новые девственные уши при всяком удобном случае. О, живущая смерть! Когда-то мировые телекоммуникации толкали это инвалидное кресло по склону бесчисленных выборов. Теперь оно прыгает по камням Лимбо. Мы входим в новую, счастливую и энергичную эру… Так вот, все твои люди отправились в Хельсинки и Тиерра дель Фуэго; скажи, слышал ли ты такую штуку: речь идет об одном старинном комике, имевшем всего лишь один удачный «номер», хорошую шутку. Однажды вечером он участвовал в радиопостановке и, по своему обыкновению, выдал шутку. Хорошая была шутка, удачная и совершенно к месту, полная смысла, значения и антитезиса. К сожалению, после этого он лишился работы, потому что эта шутка дошла до каждого. В отчаянии он взобрался на перила моста и уже собирался броситься вниз, как его остановил голос: "Не бросайся вниз, в темный текучий символ смерти, и слезай с перил". Обернувшись, он увидел странное создание, к слову сказать, безобразное, все в белом, смотревшее на него и улыбавшееся беззубым ртом. "Кто ты, странное улыбающееся создание в белом?" — спросил он. "Я Ангел Света", — ответило создание. — "Я пришла, чтобы остановить тебя от самоубийства". Он покачал головой. "Увы, — сказал он, — я должен покончить с собой, потому что моя шутка полностью устарела". Она подняла руку и сказала: "Не отчаивайся, мы, Ангелы Света, способны творить чудеса. Я могу дать тебе втрое больше «номеров», чем может быть использовано за короткий слабый виток существования смертных". — "Тогда, умоляю, скажи, что я должен сделать для этого". — "Спать со мной", — ответила она. "Но в этом что-то неправильное, неангельское". — "Ничуть, — возразила Ангел, — почитай внимательно Ветхий Завет, и узнаешь об ангельских отношениях". "Ладно", — согласился он, и они ушли. Он сделал с ней «номер», несмотря на тот факт, что она едва ли была самой привлекательной из Дочерей Света. На следующее утро он встал и закричал: "Проснись! Проснись! Пора уже отдать мне вечный запас шуток". — "Давно ли ты занимаешься шутками?" — спросила она. "Тридцать лет". — "А сколько лет тебе?" — "Сорок пять". — "Не многовато ли, чтобы верить в Ангелов Света?" — засмеялась она. Он ушел и, конечно, придумал еще одну шутку. А теперь дай мне немного спокойной музыки. Вот хорошо. Вообще-то она заставляет морщиться, и знаешь почему? Где ты в наше время слышишь спокойную музыку? В кабинете дантиста, в банке, в магазине и тому подобных местах, где всегда приходится долго ждать обслуживания. Ты слышишь успокаивающую музыку, когда твое сознание подвергается травмам. И что в результате? Успокаивающая музыка становится самой беспокоящей вещью в мире. И она всегда вызывает у меня голод, потому что ее играют в тех ресторанах, где медленно обслуживают. Ты ждешь еды, а тебе играют эту проклятую музыку. Да… Ну, где мальчик с кувшином и тазиком? Я хочу вымыть руки…