Мастер печали - [11]

– Потому что артефакты бывают разные: одни создаются для всех, другие – для некоторых, а третьи – лишь для одного-единственного человека. Мастера и древние полагают, что никто из учеников не владеет магией, поэтому они дают вам простые артефакты – те, что одинаково хорошо работают в любых руках. Но мешок-тайник поддается лишь тому, у кого есть талант, а значит, чтобы привести его в действие, необходимо приложить больше усилий. Одного лишь желания, волшебного слова или взмаха руки будет недостаточно.

– И что я должен вытащить? – проворчал Аннев.

Содар откинулся на спинку стула и пригладил бороду.

– Завтрак. Достанешь – ешь на здоровье.

– Очень смешно, Содар.

– А я и не шучу.

– Погоди-ка, – взвился Аннев. – Ты серьезно? Ты и правда засунул туда мой завтрак?

Священник молча кивнул.

– Но… я ведь еще никогда ничего не вытаскивал! Я же умру с голоду!

– Не по моей вине. Твой завтрак лежит внутри. Никто не мешает тебе его съесть.

Аннев нахмурился, но снова принялся шарить в пустом мешке. На каждом занятии магией он чувствовал себя полным дураком, и сегодняшнее не являлось исключением.

– Мне будет проще искать, если ты скажешь, что именно я должен найти.

– Бекон.

Аннев в недоумении замер:

– Но у нас нет жареного бекона. Я бы учуял запах.

Содар широко ухмыльнулся:

– Верно. Но год или два назад я спрятал в мешке несколько сочных ломтиков. Наверняка еще не испортились.

Аннев тут же представил под пальцами склизкое прогорклое сало, и его передернуло от отвращения. Он выдернул руку из мешка и кинул злосчастным артефактом в своего наставника.

– Не верю я тебе.

На что священник невозмутимо ответил:

– Воля твоя. Мне больше достанется.

Потом запустил руку в мешок и вытащил из него толстый кусок жареного бекона.

Аннев глазам своим не мог поверить, а Содар принялся спокойно уплетать свой горячий улов. Это был самый настоящий бекон! Аннев почувствовал запах жира и копченого мяса, и его желудок сжался от голода.

– Давай его сюда.

Содар как раз доел последний кусочек. Он толкнул мешок к ученику и с удовольствием облизал жирные пальцы.

И Аннев, нарисовав в воображении полную тарелку хрустящего бекона, снова попытал счастья.

– А скажи, – обратился он к Содару, водя рукой под зеленым полотном, – почему бекон не остыл? Потому что время внутри мешка остановилось?

– Я вижу это так: мастер, создавший этот артефакт, соединил его с неким пространством, время в котором течет очень медленно. Думаю, еще и поэтому мешок так хорошо сохранился.

Аннев с сомнением покосился на потрепанную ткань:

– А по-моему, он уже на ладан дышит.

– Пусть так. Но сколько ему лет, как ты думаешь?

Аннева, который изо всех сил пытался сосредоточиться на горячем беконе, этот вопрос сейчас интересовал меньше всего.

– Понятия не имею. Лет сто?

– Три-четыре тысячи.

Мысли о завтраке тут же вылетели у мальчишки из головы.

– Его сделали в Век королей?

– Да. Если не раньше.

– Но откуда ты знаешь? И почему так в этом уверен?

Содар потянулся за мешком, и Аннев нехотя уступил. Что ж, видно, не судьба ему сегодня позавтракать.

– Потому, – произнес священник, – что однажды я захотел вытащить монетку. – Он демонстративно сунул морщинистую руку в мешок. – За несколько дней до этого я бросил сюда горсть монет, а поскольку, кроме хлеба, ничего покупать не думал, одной монетки мне было бы достаточно. – Содар вынул руку и бросил на стол изогнутый медяк. – Представь себе, как я удивился, когда увидел вот это.

Аннев поднял монетку. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, и совсем не похожа на медные щитки и звездочки, с которыми народ ходил на рынок, – она была не совсем круглая, с грубыми ребрами. Изображения на ней почти стерлись, но Аннев сумел разобрать вздыбленное море и разделяющий его надвое посох Одара на фоне исчерченного молниями неба. Среди волн он прочел буквы: «У-Р-Р-А-Н». На реверсе он увидел угрожающего вида молот, напоминающий вороний клюв: кузнечный молот и в то же время мощное оружие, он грозно парил над дымящейся наковальней.

– Кеос, – прошептал Аннев и, ошеломленный, разжал пальцы. Монета упала на стол, неуклюже прокатилась вперед и легла перед Содаром.

– Воистину, Кеос, – подтвердил Содар, поднимая тяжелый медяк.

– Никогда таких не видел, – выдохнул Аннев. – Это даритская или терранская?

– И даритская, и терранская. – Содар покрутил монету в руках. – В Век королей у народов Дароэи и Терры некоторое время ходили одни и те же деньги. Это время еще называлось вторым веком.

– Ну и что? Разве по ней можно судить о возрасте мешка? Ты сам мог ее туда уронить, а если не ты, то какой-нибудь коллекционер.

Содар покачал головой:

– Такие монеты вышли из обращения еще во втором веке, так что, думаю, это маловероятно. Но есть и еще кое-что.

Он вывернул мешок наизнанку. Аннев долго не мог сообразить, что старик хочет ему показать, пока наконец не увидел надпись «УРРАН», вшитую в сам шов.

– И что это?

– Не что, а кто. Этот мешок создал тот же терранец, что отлил форму для этой монеты. Талантливейший ремесленник своего времени, мастер, не знавший себе равных и всецело посвятивший себя искусству. Он родился на заре второго века. Поначалу он ставил свое клеймо на каждом творении: хотел, чтобы мир знал, чьи руки создали этот непревзойденный шедевр. – Содар ловко перекатил монету между пальцами. – Однако с возрастом Урран понял, что труд его ничтожен на фоне бесконечного величия мира, поэтому бросил создавать артефакты и ушел в священники.