Мастер-класс по неприятностям - [5]

Воинскую часть расформировали, а майор Атаков стал фермером. И наш Полковник послал своих учеников ему на помощь, как в свое время посылал своих солдат на трудовой фронт.

На следующий день по приезде фермер Атаков привел нас в сад, на встречу с черешневыми деревьями, усыпанными громадными ягодами так, что даже листьев не было видно, а ветки гнулись до самой травы. Между рядов стояли корзины и ящики.

– Ягоду аккуратно собираем в корзинки. – Фермер сдвинул на затылок свою ковбойскую шляпу. У него была такая привычка. Когда он был чем-то недоволен, то сдвигал шляпу на свой нос и сердито посверкивал глазами. А когда ему что-то нравилось, он сдвигал шляпу на затылок, обнажая незагоревший лоб, и глаза его становились веселыми. – Наполнив корзины, ягоду аккуратно перекладываем в ящики. Ящики составляем в штабеля.

– Аккуратно, – подсказал Никитá.

– Вот именно.

– А ягоду аккуратно есть можно?

– Даже нужно. Чем больше, тем лучше. – И, нахмурившись, добавил загадочно: – Лучше в вас, чем в таз. – И еще раз напомнил: – Ветки не ломать, со стремянок не падать. Обед будет доставлен в двенадцать ноль-ноль.

– По московскому? – спросил Никитá.

– Так точно. Приступайте.

…Когда в двенадцать по московскому прибыла полевая кухня, мы уже эту черешню видеть не могли. Мы ее ненавидели. А уж обедать…

Но! Но когда фермерша Атакова разлила по мискам большим черпаком ярко-алый украинский борщ и перед каждой миской положила пампушки и дольки чеснока, оказалось, что мы еще способны на подвиги.

Эта тетя Оксана была очень приятная женщина с ямочками на щеках и с глазами, похожими на крупные черные черешни. На голове ее был белый, в синих васильках платок, завязанный так, что концы его торчали на макушке острыми рожками. Может, поэтому фермер иногда ласково называл свою фермершу Козочкой. Когда поблизости никого не было. Но кто-нибудь из нас всегда был поблизости.

– Кушайте, хлопцы, кушайте, – приговаривала тетя Оксана, нарезая крупными ломтями горячий пахучий хлеб. – От той черешни сытости мало, а я вот вам сейчас галушек навалю, со сметанкой.

Мы и с галушками управились. И с компотом из страшно вкусных сушеных груш.

Никитá откинулся на траву, зажмурился, похлопал себя по животу:

– Вот теперь и пообедать можно. А то до ужина еще далеко.

Часа в четыре приехал фермер на грузовой «газельке»; мы быстро (и аккуратно) погрузили в нее ящики с черешней всех сортов и расцветок, и он повез черешню в город, на рынок. А мы пошли отдыхать до ужина.

Бравый фермер поселил нас в большом, крытом соломой, сарае под названием сеновал. Кроме сена здесь были только стол со скамьями и бачок с водой, почему-то запертый на замок. Наши вещи дяденька Атаков тоже под замок запер в своем офисе под названием контора.

Жить на этом сеновале было прекрасно. Сено – мягкое, душистое, крыша над головой вся в ярких южных звездах – одни дырки в соломе. За щелястой стеной – овраг, полный кубанских соловьев, которые звонко распевают всю ночь. Наперегонки с цикадами и лягушками.

Укладываясь, Бонифаций мечтательно говорил:

– Эх, ребятки, как я люблю всю ночь вздыхать на душистом сене и до утра слушать божественный свист этих волшебных птах.

После этих слов он мгновенно засыпал, и соловьев божественных из-за его мечтательного храпа мы уже не слышали.

В первые дни мы сильно уставали и тоже засыпали довольно быстро. Утром ныряли в овраг, по дну которого торопился в речку прозрачный холодный ручей, умывались. Вода была в ручье чистая, холодная и ничем, кроме свежести, не пахла.

Дверей у нашего сеновала не было, были широкие ворота. Уходя на работу, мы припирали их снаружи дрючком, чтобы не забрались внутрь козы да овцы, козлы да бараны.

В первый рабочий день мы с непривычки к физическому труду проспали ужин, а следующим днем наши мирные труды завершились – начались суровые и опасные боевые будни.

Только мы это не сразу узнали. Утром мы подошли к конторе, а возле нее увидели знакомую «газельку» со стойким запахом сильно спелой черешни. Никита (я ударение больше ставить не буду, и так ясно) заглянул в кузов и присвистнул:

– Не понял!

Мы – тоже. Наша черешня так и стояла в ящиках. А мы-то старались.

И в это время мы услышали в открытое окно серьезный разговор фермера и нашего Бонифация.

– А вы знаете, – сердито говорил фермер, – сколько мне предлагают оптовики за мою черешню? Копейки. Мне дешевле вывезти ее в степь и свалить в овраг!

– Это как? – недоумевал Бонифаций. – Это какая-то чушь!

– Чушь! Это мафия!

– Так продавайте ее сами, на рынке, по своей цене. Черешня-то отменная.

– Ага! Вы смешно говорите, сударь. Стану я за прилавок – и что?

– И что?

– А у меня ее десятки тонн. Я ее до Нового года продавать буду.

– А что же ваша милиция? – наивничал Бонифаций.

– Она не наша, – отрубил фермер. – Она – ихняя.

– У меня идея! – Бонифаций заспешил эту идею «озвучить». – Нас здесь почти двадцать два человека…

Тут нам стало не очень ясно, мы переглянулись в недоумении. Как это – почти двадцать два? Кого это он неполностью посчитал? Себя, что ли?

– Почти двадцать два человека! Мы надеваем фартуки и становимся за прилавки. Пойдет такой вариант?