Мастер из Кроксли - [13]
Монтгомери успел только сделать рывок к противнику, и вот он уже лежит посреди ринга, и сознание, кажется, оставляет его, а с шеей что-то неладное.
Опять он позволил заманить себя в ловушку, представился под легендарный чудовищный апперкот. Вот вам усталость, апатия, судорога! Мало кто мог бы выдержать такой удар — от пояса в челюсть. Мастер вложил в него весь свой вес, все одиннадцать стоунов. Когда Монтгомери рухнул и остался лежать, судорожно подергиваясь, зал застонал.
Мастер навис над поверженным противником, готовясь добить его, как только он начнет вставать.
— Назад! Назад! — крикнул рефери.
Мастер отошел к канату, опустив руки, но собранный и готовый к немедленной атаке. Хронометрист начал счет. Если на «десять» Монтгомери не поднимется, бой закончен. Бартон в своем углу выказывал все признаки отчаяния. Голос хронометриста доносился до Монтгомери, как сквозь вату:
— Три… четыре… пять…
Монтгомери приподнялся, опираясь на руку.
— Шесть… семь…
Он встал на колени. Голова кружилась слабость разлилась по всему телу, но он знал, что все равно встанет.
— Восемь…
Встал.
Мастер накинулся на него и принялся молотить обеими руками.
Зал затих, предвидя неизбежный печальный исход. Теперь уже большинство сочувствовало Монтгомери, глядя, как не желает сдаться человек, положение которого безвыходно.
Удивительная все-таки вещь наш мозг! Монтгомери был оглушен, соображал с трудом, замедленно, и вдруг само собой из глубины памяти всплыло то единственное, что могло его спасти, — рассказ мальчика о якобы слепом левом глазе Мастера. А ведь с виду ничего не заметно. Монтгомери кинулся влево, но драйв в плечо чуть не сбил его с ног. Мастер крутанулся на своей покалеченной ноге и снова был перед ним.
— Бей его, бей! — завопила Анастасия.
— Придержите язык! — сделал замечание судья.
Мастер проявлял редкостные проворство и ум, не давая Монтгомери уходить влево. В какой-то момент он развернулся и нанес ему прямой удар в лицо. Второй раз Монтгомери свалился на пол, не сумев сдержать стона. «На этот раз — все, думал он с горечью, слепо шаря руками по полу. — Мне не подняться». Но ускользающее сознание опять ловило как бы издалека доносящийся счет:
— Один… два… три… четыре… пять… шесть…
— Время! — раздался голос судьи.
Зал взорвался. Болельщики Мастера просто взвыли от разочарования. Другая сторона заглушала их радостным воплем. В самом деле, у них появилась надежда. За четыре секунды их боксер ни за что не оправился бы, а теперь у него впереди целая минута.
На этот раз рефери не пытался утихомирить зал, а напротив, наблюдал эту картину с довольной улыбкой. Его цилиндр и спинка судейского стула достигли предела в своем наклоне назад — еще секунда и упадут. С хронометристом он обменялся понимающим взглядом. Тэд Бартон и второй секундант подняли бесчувственного Монтгомери и усадили на стул в углу. Его голова бессильно свисала, и казалось, шансов привести его в себя нет, но от вылитой на голову холодной воды его пробрала дрожь, а потом он стал бессмысленно озираться вокруг.
— Ура! Очухался! — раздались крики. — Вот это крепыш! Так держать!
Несколько капель бренди, которые влил ему в рот Бартон, прояснили сознание. Монтгомери мог уже оценивать свое положение и не надеялся продержаться хотя бы раунд. Но тут прозвучало: «Секунданты, с ринга! Время!»
Мастер немедленно вскочил со стула.
— Не подпускай его близко! Устрой себе передышку, — успел прошептать Роберту Бартон, и Монтгомери шагнул навстречу своей судьбе.
Он усвоил и второй урок. Больше он не даст Крэгсу обмануть себя и заманить на ближний бой. Надо избавить себя от риска получить еще такой же удар — он его не выдержит.
Мастер, судя по всему, решил не упускать преимущества и бешено атаковал, работая обеими руками. Монтгомери довольно удачно уклонялся. Ноги его снова стали послушными и надежными, сознание и зрение прояснились, восстановилась быстрота реакции.
Зрителю, обладающему некоторым воображением, могло представиться, что тяжелый неповоротливый броненосец, пытается залпом из всех бортовых орудий накрыть небольшой фрегат, а тот, стремительно маневрируя, уходит из-под огня.
На протяжении трех раундов Мастер исчерпал весь свои арсенал трюков; разыгрывая усталость и переходя затем в стремительную атаку, он выложился до конца. Между тем к Монтгомери силы возвращались. Боль отступила куда-то. Весь первый после нокдауна раунд следуя совету Тэда, он довольствовался тем, что уходил от ударов. Во втором раунде он позволил себе резкие и легкие контратаки. В третьем бил, как только противник приоткрывался.
Теперь после каждого раунда свое одобрение выражали не только его болельщики, но и литейщики — ведь для всех этих людей не было пристрастия выше спорта, и в этом они были бескорыстны. Их воображение, не слишком-то развитое, честно говоря, поражал этот юноша, в своем стремлении победить ставший выше самого себя.
Тем временем настроение Мастера достигло последней стадии свирепости. Три раунда назад он считал победу обеспеченной, а тут, на тебе, начинай сначала. Но этот мальчишка, казалось, с каждым раундом становился сильнее К пятнадцатому раунду Роберт почувствовал, что дыхание его полностью восстановилось, а руки и ноги как будто налились силой. Однако Анастасия заметила кое-что новое в его поведении и поспешила поделиться своим наблюдением с Мастером.
Два полных авторских сборника – «Приключения Шерлока Холмса» и «Возвращение Шерлока Холмса». Здесь будут жених, опасающийся мести бывшей возлюбленной, и невеста, брошенная в день венчания; загадочные апельсиновые зернышки и тайный код пляшущих человечков, смертоносный китобойный гарпун и рождественский гусь с сюрпризом… Но главное – главное, что здесь будет, – это удивительная атмосфера старой доброй Англии со всеми ее красками, запахами и звуками. И даже если вы знаете наизусть все истории о знаменитом дуэте, вы все равно не сможете отказать себе в удовольствии в который раз открыть книгу, а вместе с ней – и знакомую дверь на Бейкер-стрит, 221-b.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
СОДЕРЖАНИЕ: ЭТЮД В БАГРОВЫХ ТОНАХ. Перевод Н.Треневой ЗНАК ЧЕТЫРЕХ. Перевод М.Литвиновой ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШЕРЛОКА ХОЛМСА Скандал в Богемии. Перевод Н.Войтинской Союз рыжих. Перевод М. и Н.Чуковских Установление личности. Перевод Н.Войтинской Тайна Боскомбской долины. Перевод М.Бессараб Пять апельсиновых зернышек. Перевод И.Войтинской Человек с рассеченной губой. Перевод М. и Н.Чуковских Голубой карбункул. Перевод М. и Н.Чуковских Пестрая лента. Перевод М.
Рассказ «Горбун» из сборника «Записки о Шерлоке Холмсе».Полковника Барклея нашли мертвым после сильной размолвки с женой, лежащим на полу с размозженным затылком. Его жена без чувств лежала на софе в той же комнате. Но как объяснить тот ужас, который смерть запечатлела на лице полковника? И что за животное оставило странные следы на полу и портьерах комнаты?..
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.