Мастер Баллантрэ - [17]

— Я, по моему мнению, отлично поступил, что отвязался от человека, которого терпеть не могут в Шотландии, и храбрость моя тут ровно не при чем.

— Вы говорите, что шотландцы его терпеть не могут, а между тем вы едете рядом с человеком, который отнюдь не пользуется расположением шотландцев. Если вам не нравится мое общество, то прошу вас, не стесняйтесь и «отвяжитесь» от меня.

— Полковник Бурке, — сказал он, — я вовсе не желаю с вами ссориться, и поэтому я считаю долгом предупредить вас, что у меня терпения немного.

— Я также не очень терпелив и нисколько не стесняюсь признаться в этом, — ответил я.

— В таком случае, — сказал он, подтянув поводья, — мы с вами далеко не уедем, и поэтому, по моему мнению, самое лучшее, если мы теперь или окончательно поссоримся и расстанемся навсегда, или окончательно помиримся…

— И будем дружны как братья? — сказал я.

— Какого черта братья! — ответил он. — У меня есть родной брат, а между тем я не питаю к нему ровно никакого дружеского чувства. Но, во всяком случае, так как мы встретились с вами во время бегства и были некоторое время товарищами, то дадим друг другу клятву, хотя бы мы и разошлись навсегда, не мстить друг другу и не выдавать один другого. В сущности, я человек недобрый и нахожу, что быть добродетельным крайне скучно.

— О, я такой же дурной, как и вы, — ответил я. — У Фрэнсиса Бурке также течет в жилах кровь, а не молоко. Итак, стало быть, кем же нам быть, друзьями или врагами?

— Мне кажется, что самое лучшее, если мы погадаем, — ответил Баллантрэ.

Это предложение было крайне оригинально, и оно показалось мне чрезвычайно интересным. На самом деле, разве это не оригинально, что два молодых джентльмена XVIII века бросают монету и, наподобие древних рыцарей, гадают, что им делать: задушить ли им друг друга или же сделаться навек друзьями? Подобного романтического приключения со мной никогда еще не случалось, и такого рода эпизоды можно найти только у Гомера. Ясно, что древние писатели брали свои рассказы из жизни, если даже в XVIII веке случались еще такие же инциденты, о каких они писали.

Монета упала на ту сторону, которая обозначала мир, и мы заключили дружбу.

После этого мой спутник объяснил мне, почему он устроил состязание в езде верхом со Стевардом. Баллантрэ не желал, чтобы знали, что он жив, и боялся, что Стевард узнал его и проболтается, и что он, мастер Баллантрэ, может таким образом подвергнуться преследованию. Зная, что он перегонит Стеварда, он предложил состязание, будучи уверен, что Стевард из самолюбия никогда не решится упомянуть об этой встрече и о том, что он отстал в езде верхом.

— Алан Блэк слишком горд, чтобы рассказывать о своей неудаче, — сказал он.

Около полудня мы подъехали к тому берегу, возле которого на якоре стоял корабль, на который мы и спешили. Корабль этот назывался «Sainte-Marie-des-Anges» и он пришел сюда из порта Havre de Crâce.

Мастер Баллантрэ дал сигнал лодке, чтобы она подъехала к нам, и затем спросил меня, знаком ли я с капитаном корабля.

Я ответил ему, что капитан — мой соотечественник, исключительно честный, но, к сожалению, крайне боязливый человек.

— Это ничего, — ответил Баллантрэ. — Во всяком случае, я скажу ему правду.

Я спросил его, что он хочет этим сказать и имеет ли он намерение рассказать капитану о результатах нашей битвы, и предупредил его, что если он расскажет о том, что случилось, то капитан, наверное, тотчас поспешит отчалить от берега и уйдет обратно в море.

— Так что же из этого? — сказал Баллантрэ. — Оружие нам теперь не поможет, сколько бы нам его ни доставили, нам теперь остается только бежать.

— Мой дорогой друг, кто говорит о том, чтобы корабль доставил нам оружие. Я протестую против того, чтобы ты сказал всю правду капитану, только потому, что тогда он уйдет с нами в море и все наши друзья, а быть может, даже сам принц, погибнут. Сколько жизней подвергнутся таким образом опасности!

— Капитан и его экипаж также живые люди, они также не захотят умирать, — возразил Баллантрэ.

На это я ответил ему, что это с его стороны только пустая отговорка, чтобы настоять на своем, и что я требую, чтобы он не рассказывал капитану о результатах последнего сражения.

Мастер Баллантрэ ответил мне на это очень удачной шуткой, и, собственно говоря, только ради того, чтобы упомянуть о ней, я передал дословно весь этот разговор.

— Фрэнк, — сказал он мне, — вспомни наш уговор быть друзьями; я не предлагаю тебе держать язык за зубами, но я прошу тебя только молчать и не открывать рта, когда я буду говорить.

Услыхав эти слова, я, разумеется, рассмеялся, но все-таки предупредил его, чтобы он подумал о том, какие могут быть последствия от того, если он скроет истину.

— А, черт с ними, с этими последствиями! — сказал мой беспечный товарищ. — Я никогда не думал о последствиях, когда что-нибудь предпринимал, и поступал всегда так, как мне было желательно.

Как я предсказывал, так и случилось: как только капитан узнал о результатах последнего сражения, он моментально отчалил от берега и вышел в море, и раньше чем настало утро, мы были уже в Грэт-Минче.

Корабль был ветхий, а шкипер корабля, хотя и очень симпатичный, порядочный человек, также ирландец, знал свое дело довольно плохо.