Масорка - [29]

— Действительно, положение серьезное, — сказал сэр Уолтер, произнося эти слова крайне медленно и вдумчиво, так как он был поражен услышанным и не мог сообразить, зачем Росас открывал ему глаза на все эти грозящие опасности: такого рода откровенность со стороны хитрого, лукавого и скрытного Росаса должна была таить какие-либо не маловажные причины.

— Да, все это очень серьезно, — продолжал Росас с удивительным хладнокровием и самообладанием, окончательно сбившими с толка англичанина. — Теперь, когда вам более или менее известны все грозящие моему правительству и мне лично опасности и действительное положение дел в государстве, скажите, чем вы думаете оправдать перед лицом вашего правительства надежды на мое торжество над унитариями? Ведь вы только что изволили высказать мне, что совершенно не сомневаетесь в том, что я должен одержать верх!

— Да, на что же иное могу я рассчитывать, как не на ту власть, тот престиж и ту популярность, которые создали вашему превосходительству столь громкую славу и прочное положение?!

— Ха-ха-ха!.. — засмеялся Росас тоном человека, чувствующего не то сожаление, не то презрение к недальновидности и простоватости своего собеседника.

— Я решительно не вижу, сеньор генерал, — сказал сэр Уолтер Спринг, пораженный тем дурным впечатлением, какое произвела на диктатора его льстивая речь, — в каком из многих правдивых слов ваше превосходительство изволили усмотреть нечто смешное.

— В любом, господин европейский дипломат, в любом! — с едкой иронией ответил Росас. — Выслушайте меня, сеньор

Спринг: все, что вы изволили сейчас сказать, прекрасно для того, чтобы говорить это перед народом и народу, но никуда не годно для того, чтобы написать лорду Пальмерстону, которого унитарии в Монтевидео именуют «важным» министром. Я только что довольно подробно сообщил вам обо всем, что грозит в настоящее время моему правительству, а следовательно, и порядку и миру аргентинской конфедерации — не так ли?

— Да, превосходнейший сеньор.

— Знаете ли вы, почему я это сделал? О, вы не поняли этого, как я вижу, вы не сумели объяснить себе причину моей откровенности, которая только смутила вас! Ну, так знайте же — что я говорил с вами таким образом потому, что знаю, что из этого нашего свидания должен родиться протокол, который вы немедленно пошлете вашему правительству, и этого-то именно я и желаю.

— Ваше превосходительство желаете этого? — воскликнул удивленный дипломат.

— Да, я этого хочу и главным образом, для меня весьма важно, чтобы английское правительство узнало все эти подробности от меня, прежде чем оно узнает все это от моих врагов. Поняли вы теперь Мою мысль? Что я выиграю, если постараюсь скрыть от английского правительства положение дел, которое вскоре станет ему официально известно из тысячи различных источников? Ведь, это значило бы, что я чего-то боюсь. Но, клянусь вам, я решительно ничего не боюсь! Настоящих своих врагов я не боюсь нисколько!

— Вот потому-то я и сказал, что с властью вашего превосходительства…

— Ах, оставьте вы меня в покое с моей властью, сеньор Спринг!

— Но в таком случае… если ваше превосходительство не имеете власти…

Я имею достаточно власти, сеньор посол, — резко перебил его Росас, — это не подлежит сомнению.

Эта резкая выходка диктатора окончательно выбила из колеи сэра Уолтера, он совершенно отказывался понимать грозного генерала и, не зная, что ответить, как-то растерянно прошептал:

— Но тогда…

— Тогда, тогда! — передразнил его Росас, — тогда выходит, что иметь власть — одно, а рассчитывать что эта власть спасет в безвыходном положении, — дело другое. Вы думаете, что лорд Пальмерстон не знает сложения и вычитания? И неужели вы думаете, что он пожелает поддерживать правительство, которое, судя по-своему положению, может просуществовать не долее нескольких месяцев… ба!.. я никогда особенно не рассчитывал на поддержку английского правительства, сеньор Спринг, в моем недоразумении с Францией, но теперь еще менее надеюсь раз знаю, что сообщения вашему правительству пишутся вами в расчетах на мою личную власть!

— Но, сеньор генерал, если не властью, не войсками и не с помощью федералистов, то какими же средствами рассчитывает ваше превосходительство победить унитариев?

— Да ими же самими, сеньор Спринг, — с чисто немецкой флегмой ответил Росас, уставившись пытливым взглядом в лицо английского уполномоченного и стараясь уловить на нем то впечатление, какое произвел на его собеседника этот внезапно откинутый перед ним край завесы, скрывавшей таинственную глубину его мыслей.

— А-а! — воскликнул сэр Уолтер, непомерно вытаращив глаза, между тем как в его голове широко расплывался целый клубок цеплявшихся одна за другую мыслей и комбинаций, на которые его натолкнули слова диктатора.

— Да, ими же самими, — спокойно продолжал последний, — в настоящее время это моя самая сильная армия, та власть, которой труднее всего противостоять, или, вернее сказать, моя сила, самая гибельная для моих врагов.

— Действительно, ваше превосходительство открывает мне горизонты, о которых я и не думал.

— Да, я знаю, — презрительно уронил Росас, никогда не упускавший случая заставить другого почувствовать свое превосходство над ним и его собственную недогадливость или ошибку. — Эти унитарии, — продолжал он, — никогда не имели и не будут иметь того, чего им единственно недостает, чтобы стать действительно грозной силой, какую они могут иметь. У них есть высокодаровитые люди, у них лучшие солдаты республики, но у них чет единого направляющего центра. Все они командуют и никто не повинуется; все они стремятся к одной цели, но все идут к ней разными путями и потому никогда не достигнут ее. Ферре не подчиняется Лавалю, потому что он губернатор провинции; Лаваль не подчиняется Ферре, потому что он генерал унитариев, генерал