Масон - [14]

Не помню сколько времени я спал, когда наконец почувствовал, что в плечо меня нежно толкает Олежек – ему сильно хотелось писать. При таком намеке на обыденные физиологические потребности и у меня защемило в соответствующем месте. Мы огляделись, заметили дежурного милиционера за столом напротив и обратились к нему с вежливой просьбой:

– Товарищ сержант, нам с другом страшно хочется "облегчиться по маленькому".

Мы, видимо, и сами показались ему "маленькими", особенно Олег строил унылые гримасы. Странно было, что сержант не стал напоминать нам, что только "тамбовский волк – наш товарищ". Он улыбнулся без всякого злорадства, отомкнул дверь "обезьянника" – странно, что мы находились в нем одни, – и повел нас по коридорчику в сортир. Все быстро выполнив и даже успев всполоснуть лицо и руки, мы убедились в том, что из наших пастей просто разит перегаром. Когда нас водворили на "плацкартное место", то в помещение вошел майор. Меня привлекли его довольно умные глаза – я поразился такому явлению, скорее всего, случайно занесенному в милицию. Видимо, как-то машинально, я сложил ладони в типичном жесте масонов – это было своеобразное "приветствие брата"… Майор и сержант отреагировали на тайный жест моментально: решетка была отомкнута и вместе с офицером мы направились в кабинет на второй этаж.

Лестница была крутая и тесная – я представил, как в грозные времена для нашей страны с такой неудобной лестницы могли спускать вниз головой задержанных и уже допрошенных. Это могло быть сильной "наградой" за неразговорчивость! Но в нашем случае все происходило иначе: майор шел спокойно впереди, даже не оглядываясь. Но мне почему-то казалось, что у этого профессионала глаза были даже на затылке, и он контролирует наше движение. Во всяком случае, майор шел впереди именно на такой дистанции, достаточной для того, чтобы предотвратить попытку злоумышленника безнаказанно достичь его затылка. Однако, скорее всего, майор прекрасно разбирался в людях и быстро определил степень нашей безобидности в криминальном отношении.

Мы вошли в кабинет майора практически на "хвосте" телефонного звонка. Хозяин кабинета жестом успел пригласить нас сесть на свободные стулья, а сам снял трубку и назвал свою должность, звание и фамилию:

– Заместитель начальника следственного отдела, майор Колесников вас слушает.

Диалог для наблюдателя со стороны выглядел немного странным: Колесников отвечал односложно, чаще – "Да, Нет". Даже направление разговора было трудно оценить. Но, между тем, абонент на том конце провода, скорее всего, был удовлетворен его ответами. Меня интриговало больше всего то, что выражение лица хозяина кабинета практически не менялось во время разговора. Казалось, что максимально уравновешенный, бодрый, знающий себе цену человек ведет малозначительную для него деловую беседу со своим хорошим знакомым. Но в какой-то момент, что-то переломилось в ходе "тайной беседы": наверное, абонент сообщил майору что-то такое, от чего смысл разговора изменил значение. Глаза нашего властелина наполнились любопытством и заметной теплотой. Он более пристально оглядел нас, пасуя нам отменную доброжелательность, даже некоторую "родственность чувств".

Я вдруг "выпал" из реальной действительности и по воле Высших Сил нырнул в далекое прошлое: "Первое десятилетие вновь образованный на Святой Земле девятью объединившимися рыцарями орден Тамплиеров не давал о себе знать слишком много. Все братство концентрировалось вокруг графа Шампанского, рыцари фактически были его вассалами, только Гуго де Пайен еще и являлся кузеном графа. Анре де Монбар – пятый Великий Мастер ордена приходился дядей Бернару Клервоскому – авторитетному церковному деятелю, даже именовавшемуся "вторым папой", а позднее причисленному к лику святых. Бернар Клервоский двадцатилетним юношей вступил в недавно основанный Цистерцианский монастырь и через несколько лет стал его аббатом. Он ценой значительных усилий за короткий срок сумел открыть около шести дочерних обители.

Бернар Клервоский тоже был выходец из Шампани, наверно, потому, давая свое согласие на разработку и помощь при утверждении устава ордена, он настоял на том, чтобы местом основной "ставки" тамплиеров стал город Труа во Франции, в графстве Шампань. В основу поведения тамплиеров были заложены суровые требования: "бедность, целомудрие, послушание". Монастыри были полностью изолированы от внешнего мира, тамплиер не имел право на наличные деньги, имущество, даже книги должны принадлежать всем братьям. Рыцарь носил особые кожаные подштанники, не снимая их никогда. Он не принимал ванну, не купался, не имел право обнажать тело даже в присутствие своих братьев. Во время сна в помещении монахов не гасили свет во избежание попыток гомосексуальных контактов. С женщинами запрещалось не только говорить, но даже смотреть на них. Письма, получаемые рыцарем-монахом из дома, зачитались для всех братьев в присутствие мастера и капеллана. На поле боя рыцарь не имел право отступить, если противник не превосходил его силами более, чем в три раза. И делалось это только после получения приказа своего командира. Сдаваться тамплиеру не имело смысла, так как его не выкупали из плена. Потому сраженного или плененного тамплиера добивали, а не даровали ему жизнь. Поверх доспехов рыцарь носил белый плащ с красными крестами. Войсковое знамя было черно-белым, символизирующим непорочность, борющуюся с греховностью. Знамя – это была первостепенная реликвия, его название Вeau Seant (Бо-сан), его названию был созвучен и "штурмовой крик". Боевой клич толковался шире: "Бо-сан!" означало "К величию!", "К славе!"…