Маски Тутанхамона - [80]

— Что ты говоришь? — шептала она.

Он властно положил одну лапу на постель. Было неизвестно, чего от него можно было ожидать. Сати и Сеферхор следили за этой сценой на расстоянии.

— Что он говорит? — спросила она у Сати.

— Он тебе советует подниматься, — ответил Сеферхор.

Она приложила усилие, чтобы приподняться, и кормилица ей помогла. Хищник теперь смотрел на нее с большей настойчивостью. Она снова улыбнулась. Это произошло впервые за несколько дней. Она встала и попыталась сделать несколько шагов. Ее лицо было повернуто к нему, она едва держалась на ногах. Сати помогла ей выйти на террасу, чтобы там сесть. Лев последовал за ними и лег у ног Анкесенамон.

В первый раз она почувствовала легкий голод. Ей принесли хлебцы и фиги. Лев смотрел на нее, пока она ела.

— Но он замечательный покровитель! — воскликнула Анкесенамон на следующий день.

— Да, — прошептал Сеферхор, который только что прибыл для утреннего осмотра. — Он — знахарь. Он внушает силу. Поэтому твой дедушка умножал его изображения.[23] В царстве их шестьсот. Я — один из его жрецов.

Таким образом Анкесенамон узнала, что лекарь — один из жрецов Сехмет, членов наиболее древнего братства лекарей царства.

Но как львы и львицы сами излечиваются?

35 МОГИЛА НЕДОНОШЕННОГО РЕБЕНКА

Прошло двенадцать дней с того рассвета, когда она потеряла своего ребенка следом за потерей его отца, и наконец Анкесенамон пришла в себя. Сати, не оставлявшая ее ни днем, ни ночью, наблюдала за ней настороженно. Лев тоже. Буквально за час до этого начальник зверинца приходил его кормить. Казалось, хищник считает покои царицы своими.

Первым желанием Анкесенамон было приступить к полному омовению. Сати была очень рада этому: уход за телом поддерживает душу. Позвали двух служанок, и целое утро посвятили очищению тела царицы от остатков пота — соли, служившей признаком ее прохождения через ад. Она удивленно рассматривала свое тело, руки, ноги и груди, как если бы она их хранила в сундуке бесконечно долгое время.

Наиболее неприятным было омовение половых органов. Она не понимала, зачем нужна была эта щель?

Лев наблюдал за суетящимися служанками.

Цирюльник явился побрить голову царицы. Наконец она смогла надеть парик.

Одетая во все чистое, она вышла посидеть на террасе. От земли, насыщенной влагой, так как уже наступил сезон Паводка, поднимался пар и окутывал серебряной дымкой прибрежные районы Мемфиса; на севере за пальмовыми рощами едва виднелись большие пирамиды и отдыхающий сфинкс. «Попрошу Тутанхамона, — подумала она, — построить пирамиду для нас». Служанки принесли ей легкий завтрак.

— Что стало с ребенком, которого я потеряла? — спросила она у Сати.

— Он у бальзамировщиков, госпожа. Это распоряжение царя.

Она назвала ее госпожой, как в былые времена.

Анкесенамон удивила забота, которую ее супруг проявил по отношению к недоношенному ребенку, в то время как к своим детям он отнесся с холодностью.

— Через неделю он будет готов для захоронения, — продолжила Сати.

Захоронение? Где? Анкесенамон повернулась к кормилице и растерянно посмотрела на нее.

— В Ахетатоне? — спросила она.

Но в каком склепе? В том, где покоится Эхнатон? Она понимала, что было бы странным хоронить это несчастное дитя подле царя и царицы, окруженных похоронным блеском. И открывать склеп? И кстати, где царь велел захоронить своих умерших детей? Она упрекнула себя за то, что так и не удосужилась спросить его об этом.

— Госпожа, царь собирается построить храм в Мемфисе, чтобы почтить память Начальника конюшен. И он сообщил об этом его матери.

Начальник конюшен. Льва досаждали мухи, поэтому он резко поворачивал голову и щелкал челюстями.

Сати заговорила об этом, считая, что наступил подходящий момент. Довольно долго царица оставалась безмолвной, поглощенной своими мыслями. Она не плакала; возможно, у нее больше не осталось слез. Или она поняла их тщетность — слезы были напрасны. Снова и снова она размышляла о маске Тутанхамона. Ему также пришлось много вынести, прежде чем его глаза лишились слез.

Кормилица рискнула высказать предположение:

— Так как погребение будет проходить в Мемфисе, возможно, мы сможем поместить ребенка рядом с его отцом.

Анкесенамон покачала головой.

— Когда будет готова мумия Начальника конюшен?

— Через шестьдесят два дня, госпожа.

— И как долго…

Она не закончила фразы, потому что не находила слов. Она собиралась спросить: «И как долго я умирала?» Сати выручила ее — не дала произнести тягостные слова.

— Двенадцать дней, госпожа.

Анкесенамон пыталась представить себе эти похороны — рядом с родителями, и этот маленький саркофаг. Посмотрим. Печальные размышления совершенно вымотали ее.

— Должна ли я предупредить царя и царевен, что царица оправилась от болезни?

— Нет, сделаешь это завтра.

Она не готова была встретиться ни со своими сестрами-простушками, ни с супругом-сфинксом.

Во время очередного утреннего визита Сеферхор порадовался результату своих усилий. Он походил на садовника, который поздравлял себя со спасением яблони. Он советовал своей подопечной чаще бывать на людях, но она, казалось, так не считала. Он напомнил ей о том, что она не сможет долго избегать общества своих близких, это было бы воспринято как бестактность.