Маски сброшены - [41]

— Вы не возражаете, если я немного посижу подле вас? — вежливым и почти умоляющим голосом произнес Владимир.

Елизавета не ответила ему. Она не знала, что ему ответить, потому как не могла разобраться, чего на самом деле желает: чтобы он ушел или чтобы он остался. Поначалу ей хотелось, чтобы он ушел, дабы его присутствие не смущало её. Но его голос, словно приятный, теплый ручеек, проник в её душу и заставил забыть о нелепом смущении. И тогда ей захотелось, чтобы он остался.

— Простите меня, — произнес Владимир, трактуя её молчание не в свою пользу. — Я все понял. Хорошо, в другой раз. Я удаляюсь.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Подождите! — остановила его Елизавета. — Вы можете остаться. Если, конечно, мой жалкий вид не внушает вам неприязни.

— Как вы можете так говорить! — возмутился Владимир, бросив на неё взгляд, полный упрека, обиды и боли.

Полумрак помешал Елизавете четко увидеть этот взгляд, но не помешал почувствовать его. И подобно тому, как несколько минут назад она испытывала смущение и стыд за свой внешний вид, то же смущение и тот же стыд она испытала за свою внутреннюю сущность.

— Простите меня, — прошептала она, виновато потупив взгляд.

Владимир улыбнулся, давая понять, что он на неё не сердится. Он подошел к её постели, придвинул стоящий неподалеку стул и присел на него.

— Вы за меня так беспокоились, — произнесла Елизавета. — Все за меня беспокоятся. А я?.. Я такая малодушная!

Он взял её руку и стал нежно перебирать её хрупкие пальчики.

— Вам, действительно, стало лучше? — ещё раз спросил он.

— Да, — подтвердила она. — По сравнению с тем, что было утром, мне намного лучше.

В дверях появился Алексис. В руке он держал канделябр со свечами, пламя которых освещало его осунувшееся лицо с взлохмаченными волосами. Его рубашка была наполовину расстегнута, а брюки неопрятно помяты. Но внешний вид его, кажется, не очень заботил.

— А, это вы, граф? — вяло и вымученно произнес Алексис. — Я услышал посторонний голос в покоях матушки. Меня это немного встревожило. Прошу меня извинить, что помешал. Я сейчас уйду.

— Алексис, подожди! — остановила его Елизавета.

— Да, матушка? — откликнулся он.

— С тобой все в порядке? — поинтересовалась она.

— Да, все в порядке.

— Однако по вашему виду этого не скажешь, — заметил Владимир.

Его замечание Алексис встретил с усталым равнодушием.

— Извините, я пойду, — произнес он и тут же исчез.

Владимир вопросительно посмотрел на Елизавету.

— Я очень за него тревожусь, — сказала ему Елизавета. — С ним творится неладное. Может быть, вам известно — отчего он такой? Он сегодня встречался с вами. И после этой встречи вернулся сам не свой. Что такого могло произойти?

— Я затрудняюсь вам ответить, Елизавета.

— Это как-то связано с князем Ворожеевым.

— Могу вас заверить, — сказал Владимир, — в разговоре с вашим сыном мы не упоминали этого имени: ни сегодня, ни когда бы то ни было.

— Владимир Елисеевич, будьте со мной откровенны, — попросила Елизавета. — Вам наверняка все известно о моей так называемой болезни, точнее — вследствие чего она возникла? И не щадите меня, потому что мне тоже все известно.

— Да, мне все известно, — вынужден был признаться он.

— Тогда вам, должно быть, известно, кто пытался меня отравить?

— Девушка, с которой вы пили кофе, — ответил он. — Яд был обнаружен в кофе. Кроме неё никто не мог вам его подложить.

— Я ничего не понимаю, — тяжело вздохнула Елизавета. — Владимир Елисеевич, прошу вас, поговорите с ним! Постарайтесь выяснить, что на него так подействовало. Что такое ужасное могло случиться? Он что-то говорил о князе Ворожееве. Обрушивал на него проклятия.

— Я поговорю с вашим сыном, если вы этого желаете. Только… Вы думаете, он мне доверится?

— Меня он щадит. А вы?.. Быть может, вы найдете с ним общий язык? Быть может, вы — именно тот человек, которому он сможет довериться.

— Не знаю, — с сомнением произнес Владимир. — Но обязательно поговорю.

Владимир, как и обещал Елизавете, едва только распрощался с ней и покинул её покои, сразу направился к Алексису. Алексис находился в гостиной. Он небрежно раскинулся в кресле, едва придерживая рукой поставленный на подлокотник бокал с непонятным напитком. Владимир подошел к нему и прямо спросил:

— Что с вами происходит, сударь?

— А разве непонятно? Мою матушку пытались отравить.

— Вы заявили об этом в полицию?

Алексис немного помолчал, затем виновато произнес:

— Нет. И не собираюсь этого делать.

Владимир посмотрел на него своим странным взглядом, который словно пытался проникнуть в его душу и понять, что кроется за этими словами.

— И не смотрите на меня так! — воскликнул Алексис. — Да, я не буду заявлять в полицию о том, что мою матушку пытались отравить. И не спрашивайте: почему? Не требуйте от меня каких-либо объяснений. Вы их не получите!

— Я не собираюсь ничего от вас требовать, — заявил Владимир. — И не собираюсь ни о чем вас расспрашивать. Я, кажется, знаю: в чем дело.

— Знаете? Что вы можете знать?

— Или, во всяком случае, догадываюсь, — поправился Владимир. — Если вы захотите со мной поговорить… Не сейчас, а, возможно, по прошествии некоторого времени. Итак, если вы захотите со мной поговорить, то я буду готов вас выслушать. Вы знаете, где сможете меня найти.