Маски сброшены - [35]

— Вот вы и показали свое истинное лицо! — с хладнокровным безразличием, за которым скрывались огромная обида и разочарование, произнес Алексис. — В полной мере проявили свои отцовские чувства. Не сложно же было сбросить с вас эту маску лицемерия.

— Полно! Кто бы говорил о лицемерии! Ты всегда изображал передо мной хорошего сына, а ведь ты никогда не питал ко мне сыновней привязанности.

— Не легко питать сыновнюю привязанность к тому, кто сам не питает к тебе никакой привязанности.

— Ну вот, — заключил Ворожеев. — Похоже, мы оба сбросили свои маски. И каков же итог? Твоя мать — мой враг, впрочем, как и я — её. Ты на стороне своей матери. Это неудивительно, поскольку ты всегда принимал её сторону, что бы она не совершила против меня. Следовательно, ты и мой враг, поскольку ты на стороне моего врага.

— Что ж. Тогда избавьтесь от меня, как вы пытались избавиться от моей матери! — с ненавистью воскликнул Алексис. — Никто не знает о том, что знаю я. А я знаю достаточно. И если со мной что-нибудь случится, никто не посмеет обвинить в этом вас. Это было бы слишком чудовищно! Правда, есть эта особа, — Алексис небрежным жестом указал на Софью, которая молча следила за этой моральной битвой отца с сыном. — Особа, которая тоже знает достаточно. Но она тем более не посмеет обвинить вас. Как я понял, вы держите её в жестком кулаке и в большом страхе. К тому же она ваша сообщница.

— Да, это было бы слишком чудовищно, — согласился Ворожеев. — Одно дело — отправить на тот свет жену, которую ты ненавидишь, совсем другое сына, в котором течет твоя кровь. При том, единственного продолжателя рода князей Ворожеевых. Нет, сын, пусть ты полное подобие своей маменьки, но твоя жизнь для меня священна.

— Благодарю за величайшую милость, — с сарказмом произнес Алексис. Только вот ответной от меня не ждите. Потому что если мою мать снова постигнет несчастье от вашей руки, ваша жизнь для меня не будет стоить ничего! А теперь, прощайте! Я не желаю более знать вас и видеть!

Алексис резко дернулся и стремительно ринулся прочь из дома своего отца.

— Проклятая Эльза! — вне себя от ярости крикнул Ворожеев. — Она отняла у меня все! Мое состояние, мое былое величие, и даже моего сына!

— Ваш сын сам отрекся от вас, и не без причины, — дерзко заметила Софи. — Ваше состояние вы прокутили. Теперь мне это ясно. А ваше величие…

— Заткнись, дура! — крикнул на неё он. — Сделай ты все как надо, не было бы этих проблем!

— Вы думаете, ваш сын выдаст нас полиции? — поинтересовалась она.

— Нет, — возразил он. — Он слишком благороден, чтобы пойти на это. Он будет страдать, ненавидеть, но он ничего не сделает против меня.

— Пока вы ничего не сделаете против его матери, — прибавила она.

Алексис выбежал из особняка. Охваченный чувством огромного разочарования, разбитый душевной болью, он вцепился в колонну, словно искал у неё поддержки. Из его груди вырвался душераздирающий вопль, переполненный таким отчаянием, что оно вне сомнения способно было бы вызвать содрогание и отклик в душе у любого, услышавшего этот вопль. Алексис несколько раз ударил кулаками ни в чем не повинную колонну, вымещая на ней все свои болезненные эмоции. Но как бы Алексису не было тяжело и больно, он не позволил своим эмоциям окончательно раздавить его. Он собрался духом, взял себя в руки и побежал прочь от этого проклятого места, где даже земля, деревья и кирпичная ограда — внушали ему отвращение.

Глава одиннадцатая

Княгиня Элеонора Львовна Шалуева была из той породы женщин, которые всегда все — или почти все — обо всех — или почти обо всех — знают. Она была в курсе всех новостей, сплетен и слухов, которые распространялись в высших кругах. Ей всегда было дело до всех и до всего. Но особенно ей было дело до того, что говорилось об её семье и происходило вокруг её семьи. При помощи различных хитростей и знакомств ей удавалось проникать в корень этих разговоров об её семье, а при помощи интриг и денег — вырывать эти корни, если они были ей неприятны, или же, наоборот, подпитывать, если они были ей полезны.

Княгиня Шалуева не виделась с дочерью с того самого дня, когда в ультимативной форме заявила ей, что если та разведется с князем, двери родительского дома навсегда закроются для нее. Но несмотря на это, мать была в курсе всего, что происходило с дочерью и внуком. У княгини Шалуевой имелся свой человек, служивший в доме дочери, — некий кучер Антип. Антип докладывал княгине обо всем, что ту могло хоть как-то заинтересовать. Причем делал это он совершенно бескорыстно, руководствуясь самыми добрыми порывами. Он предан был княгине-матери и вместе с этим заботился и опекал княгиню-дочь. Он считал, что мать должна быть извещена обо всем, что касается её дочери, каковы бы ни были их отношения.

Именно от Антипа княгиня Шалуева узнала о «неизвестной болезни», неожиданно постигшей Елизавету. Элеонора Львовна сидела в своем кабинете в высоком кресле и с важным видом разбирала какие-то письма и бумаги, когда Антип сообщил ей эту новость.

— Моя дочь серьезно больна? — удивленно переспросила Элеонора Львовна. — Но с чего это вдруг?